Может, когда-то на поляне и было на что посмотреть, но те времена давно прошли. Угрюмая хибара – высокий дом в форме большой коробки с покосившимся крыльцом и прогнившими колоннами вдоль фасада. Кое-где еще цепляются за жизнь ставни на выбитых окнах, но большинство давно отвалилось.
За некоторыми окнами заметно движение: у кого-то хватило смелости – или глупости, чтобы рискнуть зайти внутрь. Все это не слишком впечатляюще, и я чувствую разочарование, пока чьи-то прохладные ладони не накрывают мне глаза.
Я паникую. Первая реакция – применить уроки самообороны, которые мама буквально вдалбливала в нас. Ударить локтем в солнечное сплетение, схватить за запястья и вывернуть руки, ударить коленом в нос. Потом врезать по колену, чтобы вывести противника из строя, развернуться и убежать.
Но моего уха касаются мягкие губы, и я слышу шепот:
– Угадай – кто?
Я понимаю, что это Уилла. Но все еще чувствую прилив адреналина, а мозг наполнен воспоминаниями, как меня когда-то похищали.
Поток воспоминаний не прекращается. Я едва замечаю, как Уилла смеется и, взяв меня за руку, тянет мимо машин куда-то за деревья. Я весь вспотел, холодные капли стекают по спине. Теперь, когда в мозгу распахнулась дверца, сезон охоты открыт, и мучительные воспоминания с ревом ломятся в голову.
Мысленно я вижу Кевина. Вижу пистолет. Слышу звук выстрела.
Мой психотерапевт научил, что делать в таких случаях, и теперь я изо всех сил пытаюсь вспомнить, что же именно, одновременно борясь с кошмарами, заполняющими мысли.
Шесть вещей. Точно.
Перечислить шесть вещей, которые вижу.
Пытаюсь сосредоточиться. Темно, почти ничего не видно. Но рядом лицо Уиллы. Ее волосы. Ее глаза и рот – она что-то говорит, а я не слышу. Я сосредотачиваюсь сильнее.
Шесть вещей, которые слышу. Пульсирование крови в ушах. Выстрел пистолета Кевина. Нет, не то. Это было не сейчас, не здесь. Музыка кантри. Вопли ребят, перекрикивающих музыку. Смех. Шорох листьев под ногами. Голос Уиллы:
– …я не была уверена, что ты придешь сюда. Эй, ты в порядке? Чего притих?
Шесть вещей, которые чувствую. Пальцы Уиллы, сплетенные с моими. Ночная прохлада на горячих щеках. Глухой стук сердца. Ярлычок на моей куртке, царапающий шею. Губы Уиллы…
Я наклоняюсь вперед и целую ее. Мне некогда чувствовать себя неловко или сомневаться, правильно это или нет. Я просто делаю это, потому что мне нужно как-то вырваться из когтей ужасных воспоминаний, и я не могу придумать ничего лучшего, чем раствориться в Уилле.
Это великолепно. Похоже на откровение. Как будто передо мной закрыли одну дверь и открыли другую.
Уилла притягивает меня к себе, прижимается к дереву, и мы продолжаем целоваться. Она берет мою руку и засовывает под свое до смешного коротенькое платье. Мой опыт общения с девушками довольно скудный. Я никогда не заходил так далеко и не знаю, что делать, поэтому прижимаю ладонь к ее бедру и задираю ей подол, нащупывая край ее трусиков – наверное, это все, на что я могу решиться.
Но оказывается по-другому. Мой мозг почти взрывается. Не может быть, чтобы под таким коротким платьем ничего не было. Ведь тогда при малейшем ветерке… Я еле-еле додумываю, что тогда…
Уилла запрокидывает голову. Мы ушли недалеко от поляны, и здесь еще светло, чтобы разглядеть румянец на ее щеках. Она часто дышит:
– Ты хочешь меня?
– Да.
Я не сомневаюсь и не колеблюсь.
Уилла улыбается:
– Хорошо.
Она отступает на шаг и медленно, тщательно разглаживает руками платье, опуская подол как можно ниже, хотя это бесполезно – он по-прежнему задрался до бедер. На ее лице появляется лукавое выражение.
– Нужно вернуться на вечеринку.
Я начинаю возражать, но она обрывает меня:
– Не волнуйся. Это не все. Предвкушение – самая лучшая часть.
Она поворачивается так быстро, что короткий подол взлетает вверх, и, хоть убей, я не могу оторвать от него глаз.
Уилла возвращается на поляну, а я так и стою, глядя ей вслед, потому что не могу появиться на людях прямо сейчас.
Я смотрю, как она проходит мимо то одной, то другой группки людей, и не могу от нее оторваться. Уилла вся такая нежная, так похожа на фею в этом белом платье с оборками, а у меня на уме только одно: у нее под платьем ничего нет. И от такого контраста мозг готов взорваться.
Ну и наплевать. Я знаю только одно: я хочу большего.
22
Гвен
Слова Майка о Конноре эхом пульсируют в голове; сердце колотится так громко, что отдается в ушах. Я оглядываю комнату для допросов и останавливаюсь на видеокамере в углу. Индикатор записи не мигает, но это ничего не значит. Здесь могут быть и другие камеры и микрофоны, которых я не вижу. Что бы Майк ни собирался сказать, мне не хочется, чтобы это записали.
– Подожди, – прошу я его. – Дай найти место, где можно поговорить.
Я отталкиваюсь от стола с такой силой, что стул отъезжает назад со скрежетом. Молодой полицейский слышит звук и уже стоит в дверях:
– Все хорошо, миз Проктор?
Я протискиваюсь мимо:
– Мне нужно идти.
Он семенит следом:
– Шеф Паркс скоро будет, и если вы…
Я поворачиваюсь к нему:
– Я задержана?