Эхо Мертвого озера

Я начинаю возражать, но он не дает договорить:

– Ты знаешь, что это так. Ты ненавидишь папу. И ты, и Ланни. Вы считаете его монстром. Считаете… – Он сглатывает комок в горле. – Что он не любил нас. Но он любил. Я знаю.

Сейчас Коннор похож на маленького мальчика, который огрызается, но в душе хочет любви, и от этого у меня физически болит сердце. Сыну больно. Я хочу утешить его, но не знаю, смогу ли. Все во мне восстает против мысли, что Мэлвин Ройял любил кого-то кроме себя.

Мы не были его семьей. Мы были его прикрытием, чтобы для остальных он казался обычным человеком, при этом творя ужасные вещи. Мы были для него объектами, которыми можно манипулировать, выставлять напоказ и использовать.

– Видишь, мам? Я знаю, о чем ты думаешь. Думаешь, как сильно ты его ненавидишь. Думаешь, я не знаю, о чем говорю. Что я был слишком маленьким и ничего не понимал. Верно?

Да, верно. Я не отрицаю.

– Ты никогда не разрешала нам самим сделать выводы о Мэлвине. Не разрешала поговорить с ним после его ареста. Рвала его письма, не давала нам прочесть.

Я вздрагиваю, вспоминая все те ужасы, которые писал Мэлвин.

– Рвала и не жалею. Эти письма предназначались не вам, а мне.

– Нет, мне! Он писал про нас. Про Ланни и меня. Как сильно нас любил. Вспоминал, как мы были детьми. Рассказывал, как носил меня на руках кругами по дому, когда я был маленьким…

Мое сердце замирает. Это то, о чем Коннор не должен знать.

– Откуда ты знаешь, что было в его письмах? – осторожно спрашиваю я.

Сын закатывает глаза:

– Я же не идиот, мам. Я тебя знаю. Ты должна была сделать копии, прежде чем уничтожить письма. Ты всегда все копируешь. Я обыскал твой кабинет и нашел флешку.

Коннор говорит так, словно это какие-то пустяки. Но он ошибается: это очень-очень важно.

Я чувствую столько всего сразу, что просто разрываюсь. Возмущение, потому что сын вторгся в мое личное пространство. Злость на себя за то, что не спрятала флешку получше, и за то, что вообще хранила эти копии. Ужас от того, что Коннор нашел их – и, хуже того, прочел.

Я обмираю, мне плохо от мысли, что же именно сын увидел и узнал. Есть вещи, о которых не должен знать никто.

– Зачем, Коннор? Зачем ты это сделал? – спрашиваю я, глядя на него с нескрываемым ужасом.

Он разводит руками:

– Ты еще удивляешься, почему я никогда не спрашивал об этом? Ты бы и слушать не стала, даже не попыталась меня понять.

Я ахаю. Его слова ранят меня до глубины души. Я и не представляла, что мой сын думает так. Я всегда старалась быть рядом с детьми – всегда. Значит, у меня не получилось…

– Как думаешь, почему я писал на форуме про Мэлвина? – продолжает Коннор. – Потому что меня там слушали. Они до сих пор интересуются папой. Для тебя он монстр, но не для меня. И не для них. Для всех остальных я придурок, сын серийного убийцы, но не там, на форуме. Там меня знают. Со мной считаются. Я что-то значу.

Даже не знаю, что ответить. Меня просто выворачивает наизнанку от самого факта существования форума, посвященного Мэлвину Ройялу. Я достаточно начиталась подобного и знаю: там не просто интересуются Мэлвином Ройялом – там поклоняются ему. Просто одержимы им.

Мысль о том, что сын участвует в этом, – один из моих самых страшных кошмаров. Пытаясь оградить детей от того, что натворил их отец, я каким-то образом подтолкнула Коннора к Мэлвину.

Я тщательно подбираю слова:

– Да, он был твоим отцом. Знаю, ты любил его. Но ты хочешь помнить о нем только лучшее, хотя мы знаем, кем он оказался на самом деле.

– А ты хочешь помнить о нем только худшее! – кричит Коннор. – Ты и со мной поступила бы так же, если б я сделал что-то плохое?

Земля уходит из-под ног. Как мой сын мог подумать, что я когда-нибудь перестану его любить? Для меня нет ничего больнее. Коннор даже не представляет, что я просто не могу не любить его. Это все равно как вырвать из груди сердце. И даже тогда каждая клеточка моего тела будет его любить.

Я смотрю сыну прямо в глаза, чтобы он понял: я говорю правду:

– Я никогда не перестану любить тебя, Коннор. Никогда.

Сын скрещивает руки на груди и выпячивает подбородок. Он всегда делает так, когда растерян.

– Ты обещала любить папу и перестала.

– Это совсем другое.

– Почему?

Не знаю, как объяснить ему, что происходит, когда появляются дети: в тебе все меняется, и это научно доказанный факт. Когда люди становятся родителями, у них даже мозги работают по-другому. Любовь на уровне инстинкта – вот что я чувствую к своим детям каждой клеточкой тела.

– Ты – часть меня в том смысле, в каком Мэлвин никогда не был и быть не мог.

– Папа тоже был нашим родителем, – прерывает сын. – Значит, по твоей логике, он тоже любил нас.

И опять скрещивает руки на груди, словно бросая вызов: найду ли я, что возразить.

Я знаю, чего он ждет: чтобы я согласилась с ним. Хочет видеть отца именно таким, потому что смотреть правде в глаза слишком трудно и больно. И какая-то часть меня готова разрешить сыну оставить все как есть. Так проще. И что в этом плохого, в самом деле?