Эхо Мертвого озера

Нельзя. В конце концов Коннор постепенно поймет правду, но она окажется гораздо мучительнее, если много лет цепляться за ложь.

– Некоторые люди ломаются, Коннор. И твой отец оказался таким.

– А если я тоже такой? – Его голос звучит тихо и испуганно.

Я придвигаюсь поближе и крепко прижимаю его к себе. Как было просто, пока он был маленьким: достаточно обнять – и все зло отступало. Как же я ненавижу Мэлвина Ройяла, который оставил сыну такое кошмарное наследство: это из-за него Коннор потерял в веру в себя! Если б я снова могла убить Мэлвина за то, что он сделал с нашими детьми, повторила бы без колебаний.

– Ты не сломался, малыш, – говорю я, целуя сына в висок.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, во‐первых, сломленные люди не считают себя такими. Они думают, что идеальны. Раз ты задал этот вопрос, тебе не все равно, что ты за человек и как относишься к другим. Ты любящий, внимательный и чуткий.

Коннор отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза.

– А ты ни о чем не догадывалась насчет папы – до того, как…

Ему не нужно заканчивать фразу: мы оба знаем, что именно разделило наши жизни на «до» и «после».

Этот вопрос мне задавали много раз, и я всегда отвечала «нет» – быстро и решительно. Хотя если говорить правду, ответ оказался бы слишком сложным и неоднозначным. Но с Коннором мне нужно быть максимально откровенной.

– Я понятия не имела, что Мэлвин делал с этими девушками. Я никогда не думала, что он способен на такое. – Перевожу дыхание и добавляю: – Но… в наших отношениях возникали моменты, когда я начинала задумываться, способен ли он на жестокость.

Сын удивлен ответом, что вполне понятно: я никогда не говорила об этом никому, кроме Сэма и моего психотерапевта.

– Какие моменты?

Мне не слишком хочется рассказывать пятнадцатилетнему мальчику, как Мэлвину нравилось душить меня во время секса – иногда я даже теряла сознание. Или о темной стороне, которая открылась в Мэлвине, когда я заговорила об этом.

– Может, когда-нибудь расскажу, но не сейчас.

Коннору явно любопытно, но он не настаивает, а спрашивает:

– Ты почувствовала себя виноватой, когда узнала, чем он занимался? Думала, что должна была догадаться и что-нибудь сделать?

– Да.

Я долго винила себя за то, что ни о чем не догадалась. Что не остановила Мэлвина. Спрашивала себя: понимала ли я подсознательно, на что он способен, и игнорировала, поскольку мне и детям опасность не грозила?

– Ты чувствуешь то же самое по поводу Кевина? – тихо спрашиваю я.

Коннор медленно кивает:

– Кевин много чего говорил, но я думал, он просто шутит. Никогда бы и в голову не пришло, что он сделает что-то такое… – Его голос срывается.

Он произносит это с такой болью, что у меня разрывается сердце. Мне невыносимо, какой груз вины обрушился на сына. Я знаю, как тяжело об этом думать, как трудно с этим справиться.

– Я советую тебе не винить себя – и это правильно. Но ты должен сам в себя поверить.

Коннор смотрит недоверчиво:

– А если я мог его остановить?

Я отвечаю сыну то же самое, что и себе, когда думала о том же:

– Даже если б ты мог остановить его, не забывай, что это Кевин решил принести в школу пистолет. Он спустил курок. Нельзя винить себя за то, что добровольно сделал другой человек. И если ты не сумел остановить Кевина, это не значит, что ты за него в ответе.

Я говорю это и, не удержавшись, вздрагиваю. Я столько раз винила себя за то, что не могла контролировать… И не хочу, чтобы мои дети чувствовали то же самое. Не хочу, чтобы они несли этот груз.

Делаю глубокий вдох и продолжаю:

– Да, насчет Кевина. Тебе надо кое-что знать.

Коннор впивается в меня острым настороженным взглядом:

– С ним что-то случилось? Что с ним?

– Он очнулся, – сообщаю я. Понятия не имею, как сын это воспримет. Если есть какой-то шанс, что Коннор причастен к произошедшему, новость должна его встревожить. Кевин может выдать его как сообщника.

Но Коннор чувствует облегчение и даже радость:

– С ним будет все хорошо?

В его голосе столько надежды… Мне приходится напомнить себе, что Кевин был другом Коннора. Логично, что Коннор хочет, чтобы он выздоровел.

– Врачи считают, что да.

Коннор выглядит таким счастливым, и от этого мне гораздо тяжелее сказать, что друг предал его.

– Кевин говорил с полицейскими. Признался, что стрелял.

Коннор фыркает:

– А как он мог не признаться, если там были свидетели? Другие ребята тоже видели, как он достал пистолет.

– Он обвиняет тебя. Говорит, это ты его подтолкнул.

Я внимательно слежу за выражением лица Коннора. Сын по-настоящему потрясен.

– Но это же неправда… – Он смотрит на меня испуганно и беззащитно, как ребенок. – Этого не было. Я ничего не знал. Я совсем ни при чем.

Больно видеть Коннора таким испуганным и подавленным. Особенно когда я не в силах помочь.

– Знаю. – Я кладу руку ему на колено. – Ты никогда так не поступил бы.

Кажется, ему легче от того, что я верю ему. Но остались вопросы, требующие ответов. Вопросы, которые захотят задать и другие и на которые Коннор должен быть готов ответить.

– Я узнала от приятеля Сэма из ФБР: они получили судебный ордер на доступ к твоим «облачным» аккаунтам.