Эхо Мертвого озера

Обычная фраза, которая вряд ли поможет, но, похоже, на Уиллу это действует. Она судорожно всхлипывает:

– Спасибо.

– Не нужно ничего рассказывать, если не хочешь.

– Не в этом дело. Когда я говорю о Джульетте, мне легче. Я так долго хранила ее тайны, что мне нужно кому-нибудь рассказать… И лучше тому, кто ее не знал. – Она смотрит на меня. – Наверное, это странно, ведь мы едва знакомы. Но в тебе есть что-то такое… – Она прижимается ко мне. – С тобой мне не страшно.

В груди разливается тепло. Ничего лучшего мне в жизни не говорили. Мне нравится чувствовать себя защитником. Даже если на самом деле я не такой.

Вспоминаю Кевина и школу. Его лицо, когда он спустил курок.

– Так вот, Джосайя, – продолжает Уилла, отвлекая меня от неприятных воспоминаний. – Он оказался маньяком. Однажды вечером заманил Джульетту к себе домой и сфотографировал голой. И даже послал ей фотки и написал, что их увидят все, если она кому-нибудь расскажет.

Я потрясен, я просто в ужасе.

– Ты прикалываешься? Жуть какая… Бедная Джульетта! И что стало с тем парнем? Его посадили?

Уилла опять мрачнеет:

– Нет, конечно. Ничего ему не было. Вообще ничего. Джульетта решилась пойти к пастору и к шефу полиции, но они ни черта не сделали, только предложили Джосайи уволиться. По крайней мере, у него хватило совести свалить отсюда.

Я просто в ярости от такой несправедливости.

– Что? Этому парню вообще ничего не было?!

Уилла качает головой:

– Нет. Бог знает, какую лапшу он сейчас вешает на уши твоей маме. Наверное, обвиняет во всем Джульетту.

Поверить не могу.

– Он просто урод.

– К сожалению, их полно.

В ее голосе такая покорность судьбе, что мне становится больно. Так хочется взять Уиллу за руку и сказать ей, что я‐то не изверг и не монстр. Но откуда мне знать? Вдруг это у меня наследственное и никуда от этого не деться?

Ведь я сын своего отца.

Меня внезапно просто распирает от желания рассказать Уилле правду и посмотреть на ее реакцию. Ужаснется она, когда узнает, кто я на самом деле, или будет по-прежнему считать меня защитником? И я говорю:

– Мой отец был серийным убийцей.

Мы сидим перед туалетным столиком, и я вижу в зеркале над ним отражение Уиллы. У нее отвисает челюсть. Ее глаза в зеркале встречаются с моими.

– Правда?

Я киваю:

– Мэлвин Ройял.

Теперь я понимаю, что имела в виду Уилла, сказав, какое это облегчение – поделиться тайной. Но только не своей, а чужой. Я замираю, ожидая ее реакции.

Ее глаза округляются.

– Охренеть! Я о нем слышала. Ты не прикалываешься? Он же настоящий маньяк. Издевался над девушками у себя в гараже…

Я стараюсь не морщиться от ее последних слов.

– Ну да. Он самый.

Уилла ненадолго задумывается, и я решаю, что ошибся, рассказав.

– Уходи, если хочешь, – предлагаю ей. – Если для тебя это слишком. Особенно сейчас, когда ты узнала о смерти Джульетты. Но я просто подумал, что ты должна знать. Что неправильно скрывать это от тебя.

Она кладет руку мне на колено:

– Ну конечно, я не уйду.

Я облегченно вздыхаю и только сейчас замечаю, что перестал дышать. Больше всего ненавижу эти моменты, когда рассказываю людям об отце и жду, как они отреагируют. Реагируют обычно плохо, поэтому я стараюсь молчать. Хотя это не так важно, потому что все есть в интернете.

– И каково это? – спрашивает Уилла. – Быть сыном маньяка?

Я вымученно улыбаюсь, но улыбка больше напоминает гримасу.

– Да классно. Правда, – говорю я сухо.

Она поворачивается, протягивает руку и сплетает свои пальцы с моими, разворачивая меня лицом к себе.

– Серьезно. Я хочу знать.

Кроме моей семьи и психотерапевта, единственным человеком, с которым я по-настоящему говорил об отце, был Кевин. На душе кошки скребут при мысли о друге. Бывшем друге. Он восхищался моим отцом и часами лазил в интернете по всяким мутным сайтам в поисках информации о нем. Интересно, мог бы я догадаться, к чему это приведет? Трясу головой, отгоняя опасные мысли о том школьном дне, когда Кевин вытащил пистолет. Не хочу вспоминать.

– Я это ненавижу, – наконец говорю я. Я никогда раньше не говорил таких слов, но сейчас понимаю: так и есть. – Он сломал нам жизнь.

– Как? – спрашивает Уилла.

– Даже не знаю, с чего и начать. Мы потеряли наш дом, друзей, школу. И даже наши имена. Коннор Проктор – не настоящее имя. Меня звали Брэйди Ройял. С этим именем я родился и вырос. Мне пришлось сменить его, когда маму оправдали и нас начали преследовать.

Странно произносить вслух свое прежнее имя. Вспоминать, кем я был когда-то.

– Мы были в бегах, сколько себя помню. Мы тренируемся – и как следует тренируемся – отразить нападение, защитить себя, обезоружить нападающего. Мы ненормальные. Я ненормальный.

Уилла кладет мою руку себе на колени.

– Тебе не кажется, что быть нормальным совсем необязательно?

Я улыбаюсь:

– Спасибо за поддержку, но есть разница между чудаком и сыном серийного убийцы. Люди относятся к тебе совсем по-другому.

– Например?

Ничего не приходит в голову. Разве что… Я вздыхаю:

– Ты точно хочешь знать? Вообще-то, это тяжело.

Уилла наклоняется и целует меня.

– Я хочу знать о тебе все. Может, с виду я хрупкая, но внутри сильная и справлюсь с любым дерьмом.