Эхо Миштар

– Дурной караванщик, – жаловался он Фогарте за трапезой, вяло выскребая кашу из деревянной миски. – Прежде я ходил с другим, но он пропал куда-то. Галиль-Шири арх Акдам звали этого достойнейшего человека. Честный был, брал за переход недорого, речи вёл медовые, точно птица ачир… Слыхали ли вы птицу ачир, о ясноокая госпожа? Нет? А я слыхал однажды, на базаре в Кашиме – вот воистину, чего там только не увидишь, чего не услышишь… А о чём я говорил? Ах, да, Галиль-Шири арх Акдам, да будут года его неисчислимы, а богатства – необъятны. Упомянутый Галиль-Шири водил караваны только ночью, по холодной поре…

– Вот и сгинул он небось, твой Галиль-Шири, недостойный даже припасть к стопе моего господина, – пробасил вдруг один из охранников каравана, которого Фог считала прежде отчего-то глухонемым – ведь он всегда молчал, а на приветствия даже и кивком не откликался. – Ночью ни садхама издалека не увидишь, ни пустынных тварей, ни злых чудес.

– Ночью зло прячется во мраке, а днём – в сиянии песков, – сердито откликнулся арх Салам, не прибавив даже «почтенный» или «уважаемый». – Но по ночам хотя бы не так жарко. Да и плату твой хозяин берёт непомерную.

Охранник загоготал:

– А ты в следующий раз тогда один иди! В следующий раз, да! – и, шлёпнув черпаком в свою миску изрядную порцию каши, неторопливо направился к повозке, где отдыхали прочие слуги.

Габри-Алир арх Салам горестно заломил тонкие бровки и начал причитать – правда, уже вполголоса, осторожно поглядывая то на жён с детьми, то на охранников – какой, мол, грубый человек Югиль-Далар и слуги у него грубые. Фог благоразумно помалкивала, делая вид, что увлечена трапезой, и размышляла между делом.

«Значит, и охранники, скорее всего, знают, что в Дабуре эпидемия, и те, кто войдут в город, из него не выйдут. Потому и ведут себя так вызывающе. А купец правды не знает – всей правды так уж точно. Предупредить его? Нет, нельзя… Если Югиль-Далар запаникует, то может приказать перебить всех. Я никогда не сражалась с людьми, смогу ли я выстоять против опытных воинов? А защитить невиновных?»

Наблюдая за тем, как одна из жён арх-Салама покачивает на руках уснувшего ребёнка, Фогарта решила рассказать обо всём купцу, но уже после того, как караван достигнет оазиса.

«Сотворю там убежище из песка, – решила она. – Дом или землянку, что получится. И скажу, чтобы они не входили в город, пока опасность не минует».

О том, что победить эпидемию, может, и не получится, Фог старалась не думать.

К концу путешествия ей уже стало казаться, что надо было сговориться с Иалламом раньше – скрутить караванщика и его сообщников, запугать и потом, вразумлённого, отправить обратно вместе с невезучим купцом и прочими путешественниками, невиновными и несведущими. Однако здравый смысл подсказывал, что, скорее, Югиль довёл бы опасных свидетелей до первого бархана, а там и схоронил бы – запугивай его, не запугивай… Это если бы Иаллам поддержал бы её идею и помог бы справиться с караванщиком.

«А ведь может и не поддержать. Ему нельзя раскрывать себя».

Так прошло целое десятидневье.

На исходе одиннадцатого дня на горизонте появилось тёмное пятно.

– На бурю что-то не похоже, – пробормотала Фогарта себе под нос, щурясь на сияющие пески сквозь мутноватое стекло герки. И хлопнула тхарга по гребню, заставляя нагнать арх Салама: – Что это впереди, почтенный? Не облако, не гора. И морт очень странная.

– Дела морт – не для моего слабого ума, – уклончиво ответил купец, поправляя герку. – Но вы воистину правы, ясноокая госпожа – то не облако и не гора. Это город.

– Дабур?

– Иного города здесь и нет, на многие дни пути. А столь же великого – не сыскать и во всех южных землях, пусть ныне он и оскудел, – вздохнул купец. В голосе его, несмотря на ворчливые интонации, чувствовалась радость от приближения к дому. – Давно я уехал отсюда… Три года тому назад. И тем слаще возвращение теперь.

– Три года? – удивлённо переспросила Фог. Торговец дёрнул плечом, явно жалея, что сказал лишнего. – И что же заставило вас покинуть родные края, да ещё с семьёй?

Габри-Алир арх Салам внимательно оглядел Фогарту, словно взвешивая мысленно две возможности. А затем произнёс очень тихо – не на южном наречии, но на ломанном языке Ишмирата.

– У меня случился маленький спор с городским советом. Ничтожное разногласие. Совет постановил, что мне надлежит выплатить полученную ссуду в троекратном размере. Я говорил, что сверх оговорённого платить не буду! В уплату мнимого долга совет забрал мой дом и товары. Два года я ждал своей очереди, чтобы пожаловаться в конклав, но не проиграл – решение вынесли в мою пользу. Теперь не я Дабуру, а Дабур мне должен, – хитро усмехнулся Габри-Алир и погладил себя по груди: – Предписание конклава со мной, прямо здесь. Теперь совет не сможет и слова поперёк молвить!

– Что-то мне этот ваш совет заранее уже не нравится! – в сердцах бросила Фогарта. Купец, не привыкший к быстрому говору шимри, заинтересованно подался вперёд:

– Как-как ясноокая госпожа изволит говорить?