Эхо неугасшей любви

— Я правильно тебя поняла? Аристидис и Андреас сказали Яннису, что вышвырнут его из компании, если я не вернусь? Да или нет? — Керен сжала зубы.

— Да. Но все не так, как ты думаешь. Не так плохо. Понимаешь?

— Нет, не понимаю. Пожалуйста, объясни. Ты сказала, что Яннис ужасно себя вел. Значит, вот в чем причина? Или дело в том, что Филипидисам нужен наследник? И ему выдвинули ультиматум, чтобы он произвел на свет представителя следующего поколения?

Пенелопа покачала головой:

— Н-не могу. Прости. Я слишком много болтаю. Андреас меня убьет.

— А если ты мне не скажешь, я сама тебя убью!

Со страдальческим видом Пенелопа допила коктейль.

— Дело не только в том, что Филипидисам нужен наследник, но…

— Не только, — повторила она. Сердце у нее забилось учащенно; ей стало больно. — Но все же это играет большую роль. Да или нет?

— Керен…

В этот момент Яннис, Андреас и Джини пересекли двор, явно направляясь к ним.

Она так и не поняла, как ей удалось не накричать на Пенелопу.

— Да или нет?

Та закрыла глаза.

— Да или нет?

Пенелопа быстро открыла глаза.

— Да!

Через три секунды Яннис и остальные подошли к их столику. Трех секунд хватило, чтобы Керен надела маску и приветливо улыбнулась.

Яннис склонил голову, поцеловал ее в губы и представил Джини Легар.

Все сели, им принесли коктейли. Скоро к ним присоединились другие. Столики сдвигали; теплым летним вечером богачи радовались, потому что собрали много денег на хорошее дело — приют для домашних животных. Всем не терпелось расслабиться и насладиться превосходным гостеприимством Филипидисов.

Всем, кроме Керен.

Если бы ее паспорт не лежал во внутреннем кармане смокинга Янниса, она бы незаметно выскользнула из дома и сбежала.

Ей стало так тошно, что она не могла смотреть даже на аппетитные канапе. И все же она по-прежнему улыбалась. Поддерживала беседу. Изображала оживление. Притворялась, что не замечает озабоченного взгляда Янниса всякий раз, как она осмеливалась взглянуть на него. Заставляла себя не вздрагивать при каждом его прикосновении.

Под кожей у нее словно бегали муравьи. Ей хотелось уползти и спрятаться под скалой, наказать себя за глупость.

Ей даже удалось, с подачи Янниса, рассказать, почему ее назвали Керен, а не Карен. Эту историю он всегда находил забавной.

Она не стала рассказывать о том, что у ее матери роды были трудными. Она сама во время беременности страдала от повышенного давления, как ее мать. Правда, исход оказался различным. Керен и ее мать по-прежнему живы и могут рассказывать о прошлом. Но она не испытывала желания обсуждать это с кем бы то ни было, тем более с посторонними.

— Маме пришлось остаться в больнице еще несколько дней после того, как она родила меня, — сказала Керен гостям.

Те десять дней, что мать провела в больнице, они вдвоем боролись за ее жизнь. То же самое пришлось пережить и самой Керен.

— Поэтому регистрировать меня отправился папа. По пути он зашел на работу, чтобы поделиться радостной новостью, и сослуживцы потащили его в паб, чтобы отпраздновать. Мой папа пьет мало, и я уверена, что тогда он единственный раз согласился. К тому времени, как он дошел до бюро записи актов гражданского состояния, он был пьян и так неразборчиво говорил, что чиновник-регистратор не расслышал, как нужно писать мое имя. Когда папа осознал ошибку, он был так смущен, что ничего не стал исправлять. Маме он признался только через два месяца, — добавила она с улыбкой, которая скрывала неожиданную тоску, сжавшую сердце.

Мама рассердилась на папу, когда он наконец признался, но постепенно привыкла, часто говорила Керен, какое красивое у нее имя и как оно ей подходит. Керен всегда жила с надеждой, что родители случайно попробуют еще что-нибудь новое и постепенно им и другое понравится. Сейчас сердце у нее снова сжалось. Впервые в жизни ей захотелось стать такой же зебровой амадиной, как и остальные Барриджи.

В таком случае у нее была бы хорошая, стабильная работа, возможно, в родном городке, она встречалась бы с симпатичным молодым человеком, скорее всего, тоже из местных, строила планы купить дом, мечтала о свадьбе. Ей было бы уютно, она была бы устроена. И опасность могла бы проистекать только из того, что в страховом полисе называется «форс-мажорными обстоятельствами».

Она получит свою яхту и поплывет в Англию, решила Керен. Она не видела родных с Рождества. И пусть они совсем другие, они всегда пытались ее понять и всегда ее поддерживали. Всегда любили ее.

Единственным человеком, который ее понимал, был Яннис, но его поддержка оказалась ложью, и Керен была дурой, что поверила, будто он по-прежнему ее любит.

Он так хорошо ее понимал, точно знал, что сказать и сделать, чтобы вернуть ее. Если бы не откровения захмелевшей Пен, она бы непременно поверила.