– Получается, лучше всего пройти мимо.
– Получается, так, хотя тоже могут прижучить за неоказание помощи. Поймите, сейчас ситуации, когда врач не виноват, не существует в принципе.
Тут Максу, видимо, ответили, потому что он замолчал и поднял палец.
Лев Абрамович вышел из комнаты, потому что тяжело было находиться в ней и все время стараться не смотреть на девушку.
Он встал возле домофона, чтобы проверить, работает ли тот, и если нет, то позвонить Мише, чтобы как-то обеспечил «Скорой» доступ.
Еще войдя, он заметил возле зеркала несколько листов бумаги, приколотых к стене, но решил тогда, что это обычные записки, которые забывчивые люди оставляют сами себе. Теперь присмотрелся внимательнее и содрогнулся. Несколько листов писчей бумаги с текстом, напечатанным на принтере, и поверх них записка, написанная от руки, держались с помощью ножа, который Клавдия всадила в стену с неженской силой. На записке было крупно выведено: «На, читай, проклятая, пусть хоть сейчас тебя проймет!»
Почему так безрадостно и тоскливо сложилась жизнь? Когда я задумываюсь об этом, в голове всегда всплывает одно воспоминание.
Зеленовато-серая стена кухни, мутный вечер за окном и невероятно унылый рисунок маминого халата. Я сижу за столом, застеленным клеенкой, с которой от старости сошел почти весь рисунок, углы давно протерлись и прорвались, и вся она в порезах от ножа. Я пытаюсь расковырять один такой порез, меня страшно интересует двухслойное строение: сверху клеенка, а внизу – тряпочка. Не знаю, сколько лет было мне в тот день, но не больше пяти. Что я сделала, чем вызвала мамино недовольство, увы, изгладилось из памяти. Может быть, не хотела есть или просила посмотреть мультики, а может быть, еще что-то. Но могу ручаться, что никого не убила и ничего не украла, это точно. В общем, сижу я за столом, и вдруг мама поворачивается ко мне и говорит: «Я хочу тебя предупредить, что даже самая сильная любовь может износиться. Помни о том, что если ты будешь плохо себя вести, я перестану тебя любить».
В тот день кончилась моя жизнь, и вместо нее началось серое, безрадостное существование хорошей девочки, которая не жила, а вела себя хорошо.
Пришлось жить, строго соблюдая правила игры, в которой нет никаких правил.
Я была Второй Ребенок – единственное известное советским людям средство укрепления брачных уз и семейных отношений. Сразу хочу сказать, что средство не сработало и возлагаемые на меня надежды не оправдались.
Наверное, мама думала, что мое появление на свет вызовет какие-то волшебные превращения в папе или, может быть, даже в ней самой, но ничего такого не произошло, а просто появилось маленькое орущее существо, из-за которого приходилось не спать ночами и вообще менять все свои планы.
Естественно и логично, что раз средство не подействовало, значит, оно оказалось недостаточно хорошим, и вывод этот от меня не потрудились скрыть. Я постоянно слышала, как хорошо и дружно они жили, пока не появилась я и не разрушила всю идиллию своими отвратительными выходками. Что у меня несносный характер и рядом со мной всем так тяжело, что сил уже ни на что больше не остается. И так далее, и так далее. Может быть, мама рассчитывала с помощью упреков сделать средство более эффективным, чтобы чудо в виде семейной гармонии все же произошло, но увы… Когда я пошла в пятый класс, родители развелись.
Осталось бесполезное лекарство в моем лице, которое папе удалось выбросить на помойку, а маме пришлось оставить у себя.
Чувство ответственности, чувство вины и чувство долга – прекрасные качества, и без них не может быть благородного человека, но слишком рано посеянные в детской душе, они начинают стремительно расти, все заполняя собой и не оставляя места ничему другому.
Я должна была предотвратить развод родителей, и целиком моя вина в том, что не сумела этого сделать! Я знала это так же твердо, как свои имя и фамилию.
Брат тоже был виноват, но не так сильно. Он был старше меня на восемь лет и, наверное, тоже не дал родителям всего того, что от него ждали, поэтому после моего рождения его просто отбросили, как сминают и выбрасывают лист бумаги, на котором сделано слишком много ошибок и помарок. Он хороший человек, и всегда меня любил, и, наверное, я могла бы быть счастливой рядом с ним, если бы инстинктивно не чувствовала, что наше сближение не понравится маме. Он ушел из дома при первой же возможности, поступил в институт в другом городе и старался не приезжать даже на каникулы.