Эхо прошлого

— Как вы тут, милые мои? — спросила я и торопливо поставила корзинку на пол, чтобы откинуть крышку стойки, которая мешала мне обнять Марсали.

Та побелела, словно увидела привидение, и, горько рыдая, упала мне в объятия. Я, не на шутку испугавшись, принялась гладить ее по спине и ласково бормотать всякие глупости. Платье на ней болталось как на вешалке, волосы потемнели от грязи.

— Все будет хорошо, — повторила я раз двадцать, прежде чем она наконец отступила и, шмыгая носом, вытащила из кармана несвежий платок. К своему потрясению, я увидела, что она опять беременна.

— Где Фергус?

— Не знаю.

— Он тебя бросил?! — ужаснулась я. — Да я этого гаденыша…

— Нет-нет, — поспешила заверить она, почти смеясь сквозь слезы. — Не бросил, конечно же. Просто он прячется от властей, и я понятия не имею, где он сейчас. Дети его найдут.

— И почему он прячется?.. Хотя нет, не так, — поправилась я, взглянув на черный печатный станок у нее за спиной. — Из-за чего именно?

— Из-за коротенького памфлета мистера Пейна. Он издает целую серию, если слышали, — «Американский кризис»[143].

— Мистер Пейн — это который написал «Здравый смысл»?

— Да, он самый. — Она шмыгнула носом и шумно его прочистила. — Он славный малый, но, как Фергус говорит, не из тех, с кем хочется выпить. Ну, вы понимаете: одни мужчины под хмельком ведут себя прилично, а другие начинают распевать «Красавчика Данди»[144], хотя сами даже не шотландцы.

— А, да, знаю таких. Какой у тебя срок? — перешла я к более насущной проблеме. — Может, тебе лучше сесть? В твоем положении нельзя долго стоять на ногах!

— Каком еще положении? — удивилась она и под моим недоуменным взглядом невольно прижала руку к животу. И вдруг рассмеялась. — Ах, это…

Марсали вытащила из-под фартука кожаный мешок.

— На всякий случай, — пояснила она. — Вдруг подожгут дом и нам с детьми придется бежать.

Мешочек оказался на удивление тяжелым; внутри под детскими игрушками и бумагами что-то звякало.

— Кезлон италик двадцать четыре?[145] — спросила я, и она улыбнулась, разом помолодев лет на десять.

— Весь, кроме буквы Х. Пришлось переплавить ее и продать ювелиру, чтобы раздобыть еды, после того как Фергус уехал. Там есть Х, только обычная, из свинца, — добавила она, забирая у меня мешочек.

— А гауди болд десять?[146]

Джейми и Фергус выплавили из золота два полных комплекта шрифтов, выкрасили их чернилами и натерли сажей, чтобы те были неотличимы от обычных свинцовых литер, скромно выстроившихся на полках за типографским станком.

Привязывая мешочек обратно, Марсали покачала головой.

— Их Фергус забрал. Хотел спрятать где-нибудь, на всякий случай. Кажется, вы устали с дороги, матушка Клэр. — Она подалась ближе, вглядываясь мне в лицо. — Может, отправить Джоан в таверну за кувшинчиком сидра?

— Было бы здорово, — согласилась я, будучи немного не в себе после недавних откровений. — А Анри-Кристиан — где он? Здесь?

— Наверное, во дворе, с друзьями. Сейчас позову. — Она встала. — На вид он такой крошка — беспомощный, жалкий, потому что плохо спит. Но голосище как у быка, и сил не меньше. — Марсали улыбнулась, невзирая на усталость, и прошла в жилую часть типографии, громко позвав: — Анри-Кристиан!

«Вдруг дом подожгут». По спине у меня побежал холодок. Кто подожжет? Британская армия? Лоялисты? Как она вообще управляется одна и с домом, и с семейным делом, когда муж в бегах, а на руках — больной ребенок, которого нельзя оставлять ночью одного? В последнем письме она описывала «ужасную ситуацию», в которую они угодили. А ведь тогда Фергус был дома!

Что ж, теперь она не одна. Впервые после отъезда из Шотландии я ощутила нечто большее, чем мрачную предопределенность своего пути. Напишу вечером Джейми. Конечно, он может уехать из Лаллиброха прежде, чем дойдет мое письмо, но, по крайней мере, Дженни и остальные будут знать, что здесь происходит. А если Йен вдруг жив… хотя даже думать об этом не стоит, потому что я словно тороплю его смерть, лишь бы поскорее увидеть мужа. Правда, и сам Йен наверняка желал бы, чтобы все уже закончилось…

Невеселые мысли вскоре развеялись, потому что вернулась Марсали, а за ней бежал Анри-Кристиан.

— Бабуля! — завопил он и кинулся мне на шею, чудом не свалив с ног. Для такого крохи он был на удивление тяжелым.

Ребенок ткнулся носом мне в плечо, а меня затопила тихая радость. Я поцеловала его и обняла покрепче. Рваная рана на сердце, оставшаяся после отбытия Мэнди и Джема, понемногу затягивалась. Живя в Шотландии, я и забыла, что у меня есть еще четверо чудесных внуков. Слава богу, что мне об этом напомнили.

— Хочешь покажу фокус? — прохрипел Анри-Кристиан. Марсали права, голос у него и впрямь как у быка.

Я кивнула. Мальчик слез с моих ног, вытащил из кармана три крохотных кожаных мешочка, набитых отрубями, и принялся ловко ими жонглировать.

— Его папа научил, — похвасталась Марсали.

— Когда я стану таким же большим, как Жермен, папа и меня научит обчищать карманы!

Марсали с тихим стоном прижала ладонь ко рту.