Британская армия уходила из Филадельфии. Речка Делавер была забита паромами, беспрерывно сновавшими между Стейт-стрит и Пойнт-Купер. Вслед за солдатами уходили и три тысячи тори, опасаясь остаться без защиты: генерал Клинтон обещал помочь им в дороге, хотя их багаж заваливал все паромные пристани и занимал слишком много места на борту.
Йен и Рэйчел сидели на берегу реки за городом, в тени поникшего платана, и наблюдали, как в сотне ярдов от них разбирают артиллерийскую батарею.
Артиллеристы работали в одних рубашках, сложив синие мундиры на траве; орудия уже сняли и упаковали для отправки. Солдаты не торопились и на зрителей не обращали внимания — все было уже не важно.
— Не знаешь, случайно, куда они направятся? — спросила Рэйчел.
— Знаю. Фергус говорил, они едут на север, укреплять позиции Нью-Йорка.
— Ты его видел? — Рэйчел заинтересованно повернула голову, и тени от листвы скользнули по ее лицу.
— Да, он приходил вчера. Теперь, когда армия с тори уйдут, он будет в безопасности.
— В безопасности, — повторила она с легким скептицизмом. — О какой безопасности можно говорить в наши дни?
Из-за жары она сняла чепчик и убрала спутанные темные волосы за уши.
Йен улыбнулся, но ничего не сказал. Рэйчел не хуже его знала, насколько зыбко сейчас их положение.
— Еще Фергус говорил, что британцы хотят разделить колонии напополам, — добавил он. — Отделить север от юга и воевать по отдельности.
— Правда? — удивилась она. — А он-то откуда знает?
— Болтал с одним британским офицером, Рэндоллом-Айзексом.
— Со шпионом? И на кого же он шпионит?
Рэйчел поджала губы. Йен не знал, что именно квакеры думают о шпионаже, но уточнять не стал. Мировоззрение квакеров — слишком деликатная тема.
— Что толку гадать? Он выдает себя за агента Америки, но вполне может служить и другой стороне. Сейчас, в военное время, никому нельзя верить.
Рейчел повернулась к нему, сложив руки позади себя и опираясь спиной о ствол дерева.
— Даже мне?
— Тебе я верю. И твоему брату — тоже.
— И собаке. — Она покосилась на Ролло, который извивался на траве, чтобы почесать спину. — А еще, наверное, дядюшке и тетушке, Фергусу и его жене? Кажется, у тебя много друзей. — В легкой тревоге Рэйчел вдруг подалась к нему. — Рука сильно болит?
— Терпимо.
Улыбнувшись, Йен пожал здоровым плечом. Левая рука болела адски, но с перевязью было чуть легче. Топор раскроил плоть и сломал кости. Тетушка сказала, повезло еще, что сухожилия уцелели. А мышцы заживут, и кости срастутся…
Ролло, например, уже совсем оправился от огнестрельной раны и, пачкая нос в траве, угрем скользил по кустам.
Рэйчел вздохнула и наградила Йена строгим взглядом из-под темных бровей.
— Ты думаешь о чем-то грустном. И я хотела бы, чтобы ты делился со мной своими мыслями. Так что не так?
Все не так, а дальше будет только хуже… Только как ей об этом сказать?..
Однако промолчать Йен не мог.
— Кажется, мир летит в тартарары, — выпалил он. — И ты одна остаешься собой. Ты единственное… единственное, что держит меня на земле.
— Правда? — Глаза у нее потеплели.
— Сама знаешь, — грубовато ответил он и отвел взгляд. Сердце колотилось. Вот и все, подумал он вдруг со смесью тревоги и восторга. Он начал говорить, не в силах удержать в себе слова, и ему было все равно, что будет дальше.
— Я знаю, кто я такой, — чуть неловко, но вполне решительно сказал Йен. — И ради тебя готов стать квакером. Но в душе понимаю, что это не для меня. Не мой путь. А ты бы не хотела, чтобы я шел наперекор своей природе и притворялся кем-то другим.
— Верно, — тихо проговорила она. — Не хотела бы.
Он открыл было рот, но слова внезапно закончились. Йен сглотнул — во рту вдруг пересохло. Рэйчел тоже сглотнула — он видел, как вздрогнула ее шея, открытая и загорелая. Солнце льнуло к ее коже, превращая бледный зимний цветок в спелый каштан.
Артиллеристы загрузили последнюю пушку в фургон, впрягли быков и с хриплым смехом, перекидываясь шутками, двинулись к паромной переправе. Наконец-то повисла тишина. Издалека по-прежнему доносились звуки: журчание реки, шелест платана, грохот повозок и крики погонщиков. Но здесь, в тени дерева, было тихо.
«Я проиграл», — подумалось вдруг Йену. Рэйчел не поднимала головы, думая о своем. О чем? Молилась? Или прикидывала, как бы повежливее от него отделаться?
Как бы то ни было, вскоре она встала и отошла от дерева. Указала на Ролло — тот застыл, не сводя настороженных желтых глаз с дрозда, копавшегося в траве.
— Это ведь волк?
— Да, наполовину.
Она закатила глаза — мол, не придирайся к словам.
— И все-таки он твой верный соратник, зверь редкой храбрости и вообще достойное Божье создание?
— О да, — уверенно заявил Йен. — Еще какое.
Рэйчел посмотрела ему в глаза.
— Но все равно он волк, и ты об этом знаешь. А ты — мой волк.
От этих слов Йен вспыхнул — ярко и моментально, как спичка его кузины. Он протянул к Рэйчел руку ладонью кверху: бережно, медленно, чтобы мимоходом не опалить и ее.
— То, что я сказал тебе прежде… Что знаю о твоей любви…
Она шагнула ближе и вложила ему в ладонь тонкие холодные пальчики.