Джейми пришлось снова остановиться, так как боль распространилась вверх по руке до запястья. Он размял пальцы, подавив стон: жгучая боль словно током пронзала его безымянный палец и отдавалась в предплечье.
Джейми очень беспокоился за Фергуса и его семью. Если Бичем попытался однажды, он попытается снова. Но зачем?
Возможно, того, что Фергус – француз, было недостаточно, чтобы доказать, что он и есть тот самый Клодель Фрэзер, и Бичем намеревался удостовериться в своих догадках тайно и любыми подручными средствами? Может, и так, но тогда это только подтверждает холодную целеустремленность Бичема, которая тревожила Джейми гораздо больше, чем он хотел показать в своем письме.
Впрочем, справедливости ради нужно признать: версия, что нападение совершили из жгучей политической нетерпимости, тоже имела право на существование, и, возможно, даже в большей степени, чем версия о зловещих замыслах месье Бичема, весьма романтичная, но все же чисто гипотетическая.
– Однако я бы не прожил так долго, если бы не чувствовал подвох, когда он есть, – пробормотал Джейми, все еще потирая руку.
– Иисус твою Рузвельт Христос! – воскликнуло его личное корабельное украшение, внезапно возникнув рядом с Джейми. – Твоя рука!
Клэр смотрела на него с тревожным беспокойством.
– Да? – Джейми взглянул на руку, злясь на боль. – А что с ней? Все мои пальцы пока на месте.
– Это лучшее, что можно сказать о ней. Она похожа на гордиев узел.
Клэр опустилась на колени, взяла его руку в свои ладони и стала разминать, что, несомненно, было полезно, но так больно, что у Джейми заслезились глаза. Он закрыл их, медленно дыша сквозь стиснутые зубы.
Клэр отругала его за то, что он так долго писал. Куда торопиться, в конце концов?
– Пройдет много дней, прежде чем мы достигнем Коннектикута, а потом еще несколько месяцев пути в Шотландию. Ты можешь писать по одному предложению в день и процитируешь всю Книгу Псалмов за это время.
– Мне хотелось написать, – ответил он.
Клэр пробурчала себе под нос что-то неодобрительное – можно было расслышать слова «шотландец» и «упрямый», но Джейми предпочел не обращать внимания. Ему было необходимо написать это письмо: мысли прояснились, когда он вывел их черным по белому. И в какой-то степени стало легче, оттого что он выразил их на бумаге, а не оставил тревогу в голове, словно грязь в корнях мангровых зарослей.
И, кроме того, ему не требуется оправдания, думал Джейми, сузив глаза над склоненной головой жены. При виде удаляющихся берегов Северной Каролины его вдруг охватила тоска по дочери и Роджеру Маку и захотелось почувствовать связь с ними, которую давало письмо.
– Думаешь, вы их еще увидите? – спросил Фергус у Джейми незадолго до того, как они распрощались. – Вполне возможно, что вы съездите во Францию.