– Вообще-то, нет, – возразил он. – Я вежливо попросил ее положить оружие, она и положила, но недостаточно аккуратно. Нечаянно зацепила спусковой крючок и… бум! Бедную женщину очень потрясло случившееся, хотя не так, как меня.
– Вы чертовски хороши, старина. – Роджер улыбнулся в знак признания мастерства Мензиса в обращении с трудными родителями, включая и его, Роджера, но слегка наклонился вперед, показывая, что намерен сам направлять разговор.
– В любом случае, я здесь не из-за того, что вы выпороли Джема. Я пришел поговорить о причине…
Мензис перевел дух и кивнул, поставив локти на стол и сложив ладони вместе.
– Да, я вас слушаю.
– Я понимаю, что вы должны поддерживать авторитет ваших учителей. – Роджер, в свою очередь, положил руки на стол. – Но эта особа чуть не оторвала ухо моему сыну всего лишь за несколько слов – не ругательств, а просто слов! – на гэльском.
Мензис сощурил глаза, уловив акцент.
– А-а, так, значит, вы им владеете. Интересно, только вы или ваша жена тоже?
– Вы говорите так, будто мы заразны. Моя жена – американка, думаю, вы заметили.
Мензис посмотрел на Роджера восхищенным взглядом – кто бы не заметил Брианну! – но сказал только:
– Да, я заметил. Она сказала, что ее отец был шотландским горцем. Вы общаетесь дома на гэльском?
– Нет, нечасто. Джем научился от своего дедушки, – и добавил: – Он… его больше нет с нами.
Мензис кивнул.
– Понимаю, – мягко сказал он, – я тоже научился языку от своих дедушки с бабушкой по материнской линии. Сейчас они умерли. Они были родом с острова Скай.
Вопрос повис в воздухе, и Роджер ответил:
– Я родился в поселке Кайл-оф-Лохалш, но рос в Инвернессе. И в основном учился гэльскому на рыбацких лодках в проливе Минч.
«А еще в горах Северной Каролины…» – добавил он про себя.
Мензис снова кивнул, впервые глядя вниз, на свои руки, а не на Роджера.
– Ходили на рыболовном судне последние двадцать лет?
– Нет, слава богу.
Мензис коротко улыбнулся, но не поднял головы.
– Да. В наши дни нечасто услышишь гэльский. Испанский, польский, эстонский… всего понемногу, но только не гэльский. Ваша жена говорила, вы провели несколько лет в Америке, так что, возможно, не заметили, что в общественных местах на нем почти уже не говорят.
– Если честно, не обращал особого внимания… до сего момента.
Мензис снова кивнул, как бы самому себе, затем снял очки и потер след, оставшийся на переносице. Взгляд бледно-голубых глаз показался неожиданно беззащитным без очков.
– Этот спад происходит уже много лет и стал гораздо заметнее за последнее десятилетие. Поскольку Шотландское высокогорье вдруг вошло в состав Великобритании – ну, или так считает остальная часть Великобритании, – и приобрело новый статус, которым раньше не обладало, то сохранение самостоятельного языка стало рассматриваться как нечто не только старомодное, но и откровенно вредное. Нельзя сказать, что существует… официальный запрет, но употребление гэльского в школах очень… не приветствуется. Имейте в виду… – он поднял руку, опережая возражение Роджера, – ничего не было бы, если бы родители протестовали, но они совсем не против. Большинство из них стремятся, чтобы их дети стали частью современного мира, владели английским языком, нашли хорошую работу и уехали отсюда. Здесь не так уж много рабочих мест, разве что в Северном море…
– Родители…
– Если они выучились гэльскому у своих предков, то сами намеренно не передают его детям. А если они им не владеют, то, конечно же, не прилагают никаких усилий, чтобы выучить. Этот язык расценивается как невежество и отсталость, да и, чего греха таить, как явный признак низшего класса.
– Варварства, точнее, – сказал Роджер жестко. – Грубая речь варваров?
Мензис узнал пренебрежительное определение, которое дал в восемнадцатом веке языку своих гостеприимных хозяев знаменитый лексикограф Сэмюэль Джонсон после путешествия по Шотландии и Гебридам, и быстрая, печальная улыбка вновь осветила его лицо.
– Точно. Существует множество предубеждений, в основном негласных, против…
– Тьюхтчеров?
«Тьюхтчеры» – так презрительно назвали жители низменных районов Шотландии обитателей высокогорья, говорящих на гэльском, это означало «деревенщина» или «нищее отребье».
– О, ну тогда вы в курсе.
– Немного.
Он правда был в курсе, ведь даже совсем недавно, в шестидесятые годы, носители гэльского были объектом насмешек и некоторого пренебрежения, но сейчас… Роджер откашлялся.
– Несмотря на это, мистер Мензис, – он сделал упор на слово «мистер», – я категорически возражаю против того, чтобы учитель ругал моего сына за использование гэльского языка и тем более наказывал физически.
– Я разделяю ваше беспокойство, мистер Маккензи. – Директор посмотрел на него таким взглядом, как будто и вправду был согласен с мнением Роджера. – Я сказал пару слов мисс Гленденнинг и думаю, подобное больше не повторится.
Роджер пристально посмотрел в глаза директору, желая многое ему высказать, но понял, что Мензис не несет вины за большую часть возникших проблем.