Эхо странствий

Наш ужин в белом шатре вождя начался с верблюжьего молока. Его разливали в деревянные бокалы из большого, тоже деревянного кувшина. Сделав первый глоток сладковатого жирного напитка, я почувствовал на себе пристальный взгляд хозяина. Выражением лица я дал ему понять, что угощение мне чрезвычайно нравится. Пока я смаковал парное молоко молодой верблюдицы, мой верный гид в этом странствии Абу Бекр вкрадчивым голосом рассказывал.

…Верблюжье молоко не раз спасало кочевников от ужасной смерти — смерти от жажды. Ведь в пустыне порою стоит такой изнуряющий зной, что сутки без воды означают для человека гибель. Во время больших переходов в раскаленном добела сахарском пекле перед глазами путников, как голубые бабочки, витают лишь миражи озер. Вода — это мираж, но глоток верблюжьего молока — спасительная реальность. В походе может случиться всякое… Могут кончиться запасы зерна и фиников, составляющих основное питание кочевников. И тогда жирное молоко верблюдицы спасет человека от голода. Есть даже пословица: «Хилый тот, кто молока не пьет». Из верблюжьего молока приготовляют отличное масло. Его сбивают в специальных мешках из козьих шкур, сшитых внутрь мехом. Чтобы в семье молодоженов было изобилие, центральную подпорку в их палатке обмазывают верблюжьим маслом.

Угостить человека молоком — не только знак гостеприимства. Поднесенный путнику сосуд с молоком означает предложение своего рода дружественного союза. В понятии кочевников молоко, выпитое гостем, скрепляет его добрыми узами с хозяином, ибо белый цвет, цвет молока, — символ чистоты и доверия.

После густого молока нам подали дашишу — ячменную похлебку, сдобренную растительным маслом.

Следующее блюдо, которое принесли с женской половины, — кускус. Это сваренная на пару и оттого рассыпчатая каша из пшеничной крупы крупного помола, куда кладется козье мясо, горох, лук, репа и стручковый перец.

Вносят глубокий, как таз, поднос с жареной саранчой, которую здесь называют «креветками пустыни». Насекомых едят, выбрасывая лишь голову и крылья. Не стану утверждать, что жареная саранча — очень вкусное блюдо, но здесь она считается деликатесом. Если для крестьян набеги саранчи — страшное бедствие, то для кочевников это настоящая манна небесная. Горожанину, который представляет себе саранчу как большого кузнечика, не понять, что такое стая саранчи. Когда она летит, то кажется, что серо-зеленая туча заволокла небо. Скрывается солнце, словно вот-вот хлынет дождь. Из тучи живым градом сыплется саранча. Она несется сплошной лавиной, уничтожая под корень все, что растет на пути. Охотятся на саранчу довольно просто: вооружившись палками, мужчины и подростки размахивают ими перед собой, сбивают насекомых, а женщины сгребают их в мешки. Саранчу варят, жарят в масле, а также сушат и в размельченном виде добавляют в пищу.

Всякая трапеза завершается чаем. Зеленый чай — любимый напиток кочевых народов. Никогда вы не увидите этих людей за стаканом вина. Вкуса его они не ведают. Не в почете у марокканских кочевников и кофе. Здесь пьют только чай, и он заменяет все другие напитки, как горячительные, так и освежающие.

Приготовление напитка — подлинное священнодействие, доверяемое наиболее уважаемым людям. Вместе с заваркой в медный округлый чайник с узким длинным носиком кладется пучок мяты и много-много сахара. В народе даже бытует выражение «выпить сахару» вместо «выпить чаю». Сахар употребляется только кусковой в конусных, как снаряды, головах, завернутых в плотную синюю бумагу.

Вот и сейчас хозяин белого шатра раскалывает специальным медным топориком головку искрящегося сахара и угощает нас золотистым мятным чаем.

…Ночь в пустыне. Мигают крупные лучистые звезды, и кажется, что звезды шевелятся в синем рыхлом кебе. Тишина. Горбы верблюдов. Горбы палаток. Лагерь спит.

На обратном пути нас застиг ураган шарги. Когда дует юго-восточный горячий сухой шарги, все живое прячется в укрытие. Ветер приходит из самых жарких районов Сахары, несет раскаленный песок. Бывает, песчаная буря продолжается без перерыва семь-десять дней. Шарги может сорвать палатку кочевника, если вовремя не убрать внутренние подпорки. Ветер оголяет деревья, выжигает траву, наметает дюны мелкого, как пыль, песка.

Мы укрылись в глиняных стенах небольшого оазиса Бу-Саид. От нечего делать выпили по шесть стаканов чаю, гадая о том, долго ли придется пережидать бурю. Абу Бекр задремал, а я вышел из тесной душной лачуги и отправился бродить по узким улочкам попе сел ка.

Ветер завывал на разные голоса, всхлипывал, гудел, громыхал. Порой чудилось, что ты стоишь возле огромной топки, и лицо облизывает пламя, и ты вот-вот вспыхнешь и сгоришь. Рыжее месиво песчаной пыли клубится, вьется, рассыпается. И когда закрученный в тугие извивающиеся жгуты горячий песок бьет по лицу и по рукам, то кажется, что с тебя наждачной бумагой сдирают кожу.

Я толкнул какую-то дверь и вместе с песчаной метелью вошел в темное прохладное помещение. Несколько минут я стоял, прислонившись спиной к двери, приходя в себя.