Эхо тайги

— Злотенький мой! Растили тебя… — продолжала убиваться мать, и стыдобушку позабыла!., сбросила с головы полушалок, платок и простоволосая кинулась сыну на шею.

— Не отдам… Пущай вместе с тобой положат в могилу. Хочь в землице родной похоронят.

Обхватила сыновьи плечи, целует.

— Не пущу-у.

Остановился обоз.

— Эй, тетка, кур твоих шукай. Уходи!

— Не уйду… Вместе в могилу клади.

— Уйди! — соскочив с саней, унтер подбежал к матери и оттолкнул ее. Упала она под ноги лошади и, падая, слышала, как кто-то пронзительно закричал:

— Тетку Феклу убили…

Всего навидались в эти годы рогачевцы. На их глазах лежали под шомполами коммунары. На их глазах Горев застрелил Кирюху однорукого и Кондратия Васильевича, отца Веры. Зарубили солдаты Оленьку, дочку Егора. В ту пору страх затмил все. Теперь отчаяние брало верх и крик «убйли тетку Феклу» каждого как ножом резанул.

— Убивают! А-а-а… — эхом взвилось над толпой. — Завтра они всех нас под корень.

— Бей их!!!

В селе с малых лет привыкали к истошному крику «бей». Конокрада поймали — «бей!». Все бейте, чтоб начальство потом не могло дознаться, кто зачинщик, кто стоял в стороне. Поджигателя поймали — «бей!»

— Бей колчаков!

— Стой! — унтер вскочил на воз и выхватил шашку из ножен. — Стой, говорю, не то стрелять прикажу.

Трудно раскочегарить крестьянина-домостроевца, затурканного и отцом, и обычаями древлего благочестия, и нуждой, и начальством, но уж если он раскачался, если ненависть прорвалась наружу, то удержу нет. Ломали заборы, хватали жерди, колья в ближайших дворах. Хватали что под руку попадет: вилы, литовки, заступы, топоры. Кое-кто успел сбегать за дробовиком или шомпольной винтовкой-сибиркой.

— Бей! Ат-ту их!..

— Взво-од, — закричал унтер, — за-ряжай.

Клацнули затворы винтовок.

— По неприятелю…

Бабы, шедшие рядом с санями, бросились врассыпную. Падали и, не поднимаясь, старались убраться на четвереньках. А из-за стаек, заплотов надвигались на обоз мужики.

— Пли! — скомандовал унтер.

«В своих стрелять?» — подумал самарский солдат, недавний собеседник Тараса. Он передернул затвор машинально, как делал это на ученье, приложил приклад винтовки к плечу, но ствол был опущен и казалось, нет сил поднять его от земли.

— Пли! Приказываю — пли! — бесновался унтер.

Нестройно, как падают шишки с кедра, ударили выстрелы.

Кто выстрелил в снег, кто в небо, но один все же делил, и рыжий Мефодий медленно повалился набок.

— Душегубы!

— Убивцы!

Мужики попрятались кто за банешки, кто за сугробы, изготовили к бою дробовики. Но как будешь стрелять картечыо, если впереди свои, деревенские: возчики, рекруты. Их непременно картечью заденешь. И лошадей перебьешь. Одиноко тявкнул выстрел из пулевой сибирки. Пуля взвизгнула и улетела куда-то на дальние огороды.

— Миряне, хлыняй от возов. Кабы своих не задеть, — кричали крестьяне.

Унтер нещадно ругался. Он упустил момент, когда можно было погнать обоз и ускакать из села. После первых же выстрелов возчики и рекруты словно растаяли. Попробуй-ка ускачи, а потом объясняй подполковнику, куда подевались и рекруты и обоз. Унтер решил прежде всего осадить вооруженных жердями крестьян. Потом наказать их примерно, как требовал Горев, и с честью выехать из села.

На передних санях, вжимаясь в мешки с пшеницей, чтоб не попасть ненароком под пули и картечь рогачевцев, лежал Ванюшка.

— Вз-во-од! — кричал унтер. — По супостатам, врагам отечества и престола… Пли!

9

Глуха и дремуча тайга. Бывает без топора и лошадь не проведешь. Крикнешь во всю мочь, а крик увязнет в пушистых пихтовых лапах, в зарослях тальников, черемух, ольхи и заглохнет на полусотне шагов. Но людская молва летит по тайге свободно, быстрее коня, быстрее птицы.

Егор работал у копра коногоном, гонял кобылешку. Кобылешка тянула оглоблю-водило и крутила скрипучий барабан их плах. На барабан накручивался канат и поднимал из шахты бадью с породой.

— Пшел на-гора, — кричал стволовой. Егор стегал кобылу, и та шла вправо. Бадья поднималась.

— Пшел вниз. — Егор тянул лошадь назад. Та пятилась, и бадья рывками опускалась вниз по стволу за новой порцией породы.

— Тятенька… тять… — Запыхалась Капка, еле дух переводит. Полушубок матери велик, и полы шаркают по земле. — В селе, сказывают, народ обоз обступил. Солдат теснить начал.

Вышла из шахты бадья. Егор обязан помочь ее разгрузить, но сейчас он кинулся прочь на отвал, где работал Жура.

— Слыхал, што в селе-то?

— Надо ребят собирать да живо в село.

10

Ксюша вела отряд чащей, крутяками, лишь бы прямее пройти. Когда растянулись, прикрикнула:

— А ну, подтянись. Не то упустим обоз. Рогачевских парней угонят.

Кто-то пошутил:

— А тебе, сестричка, сколь надо парней? Одного мало?

— Я тебе пошуткую!..

— Ишь, какой командир.

Вавила шел замыкающим, подбадривал отстающих, помогал идти Вере, и готовился к предстоящему бою.

«Если солдат десять, если их рассадили на сани по одному, — нам надо рассыпаться в цепь… А если солдат пятнадцать и все они в голове обоза?»