Эхо теней и другие мистические истории

Мика ныряет, вместе с подругой приземляется на постель. Утопает — и так высоко, размыто и далеко потолок.

Вот, просто лежать, в этом мире из водорослей, нарисованных на стенах фосфоресцирующих рыбах-ангелах, скатах, скумбриях и морских коньках.

И запах такой… От омута феиных прядей — пряностей, благовоний. Чуть-чуть жасмина, и простой, семян и обычного ячменя.

Вдвоём кутаются. Или кублятся. И купаются.

Да, нет — просто лежат на спинах. Только пальцами ладоней подружка подружки соприкасаются.

А постель — такая глубокая, как будто бы из перин.

Просто прикрыть глаза и расслабиться. Отдаться дымчатому, воздушному, среди искусственного, заботливо выстроенного морского дна. Блики света и тени на стенах прекрасно играют в волны.

Так вдвоём, тихонько, они закрылись в укромном их личном фонарике.

На третьей ветви великой плакучей ивы. Сперва направо, а потом — чуть-чуть по дорожке пыльцы — и вверх.

Большой Медведь разные сказки рассказывает

Много в ночном лесу открытых, известных тропинок. Много и дорожек почти нехоженых. А есть и такие, про которые и вовсе никто не знает.

Но вот одна тропа всеми и хоженая, и известная. В самую-самую чащу. В самую густоту. Где темно — настолько темно, что вдоль пути даже стоят фонарики. Между прочим, вполне электрические: лес, хотя и дремучий, но свет хотя бы сюда — провели! Ещё и провода повсюду развесили, чтоб точно уже не терялся.

Да и как же не провести-то! Тут дорога такая, что без света и не пролезть, не продраться. Палки, ветки, кочки, камни, всякая вот эта вот мишура и прелести дикой природы, ну что за жизнь, да? Не жизнь, а дауншифтинг сплошной. Как представить, что вот именно о таком некоторые люди днями-ночами мечтают, ещё и другим советуют — жутко! Ужас до костей пробирает! Нет, драконы земли, вы всё себе ну вовсе ошибкой рисуете. Не будет мира при таком мире. Будет хаос сплошной. И дикость дикая. Сперва вот сами попробуйте — а потом уже остальным навязывайте.

Чтоб вдали от цивилизации, в одиночестве! Ещё и без АТБ!

А приходится!

Должен же кто-то в этом лесу всё-всё знать, следить за всеми, всем управлять, и — когда надо — приходить, наводить порядки?

Вот должен, да. А добровольно на такое никто бы ни в жизнь не вызвался. Так что всё сами, всё сами делаем.

И обустраиваем всё так, чтоб по первому требованию явиться — и к нам же могли по первой нужде добраться.

Вообще, чаща эта, не то, чтоб уж сильно глубокая. И вовсе не такая густая и чёрная, как о ней принято говорить. Чёрная — это про гетто, про трущобы какие-нибудь. А здесь вот совсем не трущобы. Здесь всё очень даже культурно и обустроено! Даже дворняги не шастают.

Да, конечно, у нас не Шварцвальд, но и не Бублик тебе какой-то. Хорошо тут! Всяко лучше, чем могло быть.

Нормально, в общем. Не без проблем, но терпимо.

Но это всё лирика. А лирика, она только по ящику красивая-важная. А тут дела. Очень весомые и, конечно же, неотложные.

Одна беда: свет есть, а телефона-то нет. Всё по радио разносить приходится. Ну да мы к такому привычные, связь наладить — это перво-наперво было сделано, чтоб все всё знали и все всё слышали. А то, куда ж при управлении и без связи? Никакого управа не будет. Мы вот так сразу рассудили — и скоро-скоро всю вот эту вот хитроумную коммуникацию как умели наладили. Я — умею. Прочим — пришлось научиться.

Но прочие быстро учатся и смекают. Это просто вопрос дисциплины. Какой-такой дисциплины, да при лесном народе?

Народной! Народной дисциплины, конечно же. Когда все за всех перед всеми ответы держат. И перед управителями, разумеется. Ведь без управителей — ан-нет, ни-ку-да. Для такой дисциплины даже ружей, даже собак не надобно. Она умом постигается. И наукой! Надёжной наукой доброго слова и правильного наставительства. Вот такого же, при котором в лесу и фонари, и столбы, и электричество проводить начинают. При котором товары ходят, конфеты варятся. Какие-такие конфеты?

Ну, как какие. С которыми жизнь всяко слаще. А, так, вот. О чём мы.

Тут в дверь трезвонят. Гремят-гремят, ох, кому-то неймётся!

***

Мил-человеки в наших краях — это гости такие редкие, что собаки — и те сюда по ошибкам раз в полгода скорей забредают. А такие мил-человеки, чтоб в пуховиках-сапожках, варежках-шарфиках — это ж вообще нонсенс. Скажи мне кто-то, что к нам забредёт такое — да за враньё подобное и осмеять, и на мороз лгунов выгнать мало!

А ведь нет же, случается чудо. Ну, оно и не мудрено: к зиме всякие чудеса случаются. Вот и это чудо у двери, на входе случилось.

Ты не смотри, что дремучее у нас всё, тёмное и клыкастое. Земля за лесом — да, там шипы-клыки-шпили. А в наших родных пенатах — э-э-э, тишь-благодать! Не кусается ничего, не скалится. Ты к болоту только ходить не думай, а так — всё путём, всё дорожками безопасными.

Да стоять не надо, в лапах-то правды нет. В лапах вообще ничего нет, кроме шерсти-то. А в таких-то лапах и шерсти нет, кожа одна да кости.

Сразу видно: голодные лапы, тощие. Человеческие! Самые натуральные.