Эхо. Творец нитей. Книга 1.

Небогатая обстановка. Шкаф, сундук, зеркало, еще один шкаф, с книгами. На сундуке — фарфоровая кошка с поднятой передней лапкой. Личная комната мико, только вместо убранной постели стоит маленький обеденный столик. Такой, что есть за ним мог только один человек или максимум двое. Но второго никогда не было. Одна. Всегда одна. Почему? В тридцать пять лет ни мужа, ни детей. Почему так получилось? Может, была слишком скромна, чтобы заговорить с понравившимся мужчиной первой? Может, прослыла скучной из-за того, что не участвовала в шумных гулянках с подругами и слишком много времени уделяла учебе? А может, из-за того, что она принимала на себя много чужой работы, надеясь помочь подругам и заслужить их благодарность? Ведь вместо признательности она лишь понизила свой статус до «рабочей лошадки», на которую можно спихнуть заботы и уйти развлекаться. Кто подойдет к скучному человеку второго сорта, не способному возложить работу на кого-нибудь другого? Ведь есть другие девушки, веселые и не менее красивые. Те, что всегда свободны, готовы отозваться на знаки внимания мгновенно и не будут строить из себя недотрог.

Или всему виной опала со стороны главенства храмов, которая тотчас была бы перенесена и на семью? Любовника Мисаки могла бы себе найти, возможно, даже среднего социального статуса, но мужа… с мико-изгоем опасались связываться даже те, из-за кого она оказалась в таком положении.

Пора бы привыкнуть к тому, что она — неудачница. Не раз и не два ей настойчиво твердили, что она не умеет жить.

Мико поставила опустошенную глиняную плошку и положила палочки. Аппетита не было, еда казалось пресной и безвкусной. Неудивительно, при таком-то стрессе!

Руки жрицы мелко вздрагивали, женщина была бледна и даже тайком, словно рядом был кто-то, кто мог видеть ее слезы, всхлипывала и утирала глаза платком, который быстро прятала за отворотом кимоно. Ей даже самой себе было стыдно признаваться в своей слабости, но… но так хотелось выплакать горе, обиду и страхи!

Одна из лучших учениц главного храма Агемацу, она должна была бы стать известной и уважаемой мико, но, наивная и неопытная, совершила ряд действий, названных непростительными ошибками.

Жалея бедноту из нижних кварталов, она не настаивала на оплате медицинских услуг и никогда не отказывала в помощи тем, кто к ней обращался. Как отказать матери, жалующейся на то, что ее ребенок плачет из-за болей в животике? Или рабочему человеку, из-за раздробленной кисти потерявшему трудоспособность и напуганному перспективой увольнения с завода? Или хотя бы ребенку, принесшему раненого щенка?

Но, оказывается, как-то надо уметь отвернуться от них и изгнать из храма, если они не принесли с собой кошелек, полный монет. Всякий знает, что в нижних районах процветает пьянство и наркомания. Эти оборванцы желают получать медицинскую помощь бесплатно, а потом тратить деньги на всякую дрянь? А на что будут храмы обучать новых мико и проводить дорогостоящие ритуалы, если поступления денег иссякнут? Государство, увы, храмы не дотирует, так что зарабатывать золото приходится своими силами, и нарушать установленный порядок нельзя!

Несколько раз Мисаки делали намеки, и она заверяла, что все понимает, но снова и снова уступала слезам бедняков, что живо прознали о нетвердой характером мико и валом валили к ней, умоляя о помощи.

Терпение жрецов и жриц небезгранично. Решение было очень простым. Мисаки попросили покинуть город. Ей некуда было идти, но это мало кого волновало. Жители нижних районов получили угрозы полного лишения медицинской помощи в случае, если сами не изгонят слабую мико. Те, кому Мисаки помогала, затаились, а те, кто не был ей ничем обязан, ворвались в дом жрицы, побили женщину и, проклиная, вышвырнули за городские ворота.

Маленький заброшенный храм у селения близ торгового тракта стал для изгнанницы последним убежищем. Сначала ей казалось, что жизнь закончилась, но пришла весна, и расцвела старая сакура возле ожившего с приходом мико маленького храма. Жрица оглянулась вокруг себя и, вдохнув воздух, наполнившийся теплом приближающегося лета, поняла, что стала… свободна. С ее плеч рухнул тяжкий груз давления общества, всех этих любителей дармовщины, использующих человека и бросающих его в беде. Свобода от них и навязанной необходимости быть жестокой.

Постепенно, не за один день и даже не за месяц, мико привела в порядок храм. В коробке для пожертвований зазвенели монеты, но не они радовали жрицу, а то, что путники, заходившие молиться в ее обитель, уходили с улыбками на просветлевших лицах. Мисаки помогала жителям села, присматривала за детьми и лечила болезни. Простые теплые человеческие чувства, которых мико не нашла в городе, были дарованы ей здесь. Когда селяне кланялись ей с искренним дружелюбием, а не пытаясь подольститься, как к жрицам городских храмов, она чувствовала себя счастливой. Казалось, что теперь все будет хорошо, но…