— Куда это вы засобирались, мико-сама? — ехидный голос прозвучал из пустоты, и тень пришла в движение, обретая облик женщины в серо-белом маскировочном костюме ниндзя. Гендзюцу скрывало шпионку от глаз мико, но теперь надобность в сокрытии отпала. — Вздумали сбежать? Нет-нет-нет! — куноичи подняла палец и покачала им из стороны в сторону в отрицающем жесте. — Это совершенно недопустимо. Мы ведь не хотим, чтобы вы рассказали кому-либо о нашей затее со жрицей-отравительницей? Правда?
— Я не стану губить людей, — стараясь, чтобы ее голос звучал твердо, сказала Мисаки. — Что бы вы ни сделали, я не соглашусь на такое!
— Именно это от вас и ожидалось, мико-сама, — сказала куноичи. — Поэтому я здесь. Но Хуоджин жалеет вас и до последнего колеблется. Предлагаю переселиться в лагерь и лечить раны наших солдат.
— Нет.
— Ну, тогда ты просто не оставляешь мне выбора, девочка, — глаза куноичи сверкнули угрозой, и она громко выкрикнула, призывая сообщников.
Вошедших было шестеро. Мисаки похолодела, видя их лица, искаженные звериным торжеством, и алчный огонь в глазах. Те, кому мико не раз помогала, избавляла от желудочных болезней, ран и следов застарелых травм. Вспомнят ли они об этом?
Жрица пятилась, называла окруживших ее мужчин по именам и умоляла их опомниться, но куноичи знала, что все будет бесполезно. Ничто так не выставляет напоказ истинную природу людей, как вседозволенность и уверенность в безнаказанности.
Кицунэ, бесплотный дух, дернулась, пытаясь прийти на помощь мико, когда бандиты повалили женщину на стол. Деревянные фигурки, созданные дарить радость, сметаемые в пылу борьбы, посыпались на пол.
Мир подернулся серой дымкой. Весь, кроме фигуры куноичи, которая сняла закрывающую ее голову тряпичную маску, открыв красивое молодое лицо и высвободив целые волны длинных, огненно-рыжих волос.
— Все еще не поняла? — сказала она, глядя на то, как ее подельники измываются над умоляющей о пощаде жрицей. — Ты или с нами, или… ну где же твое гордое — «я лучше умру»?
— Зачем ты все это показываешь мне? — выкрикнула Кицунэ. — Хочешь разозлить? Ты, подонок и убийца, хвастаешься тем, что совершила ты и твои дружки?
— Злость? Ярость? Гнев? — куноичи возникла перед Кицунэ и уставилась ей в глаза. — Нет. Мне нужно лишь понимание. А сейчас расслабься. Это еще не финал представления.
Хуоджин ждал, сидя на корточках под ветвями сакуры. Смятая сигарета в его зубах, желтых и обломанных, рождала медленно поднимающуюся вверх струйку дыма. Генерал бандитов был мрачен и задумчив, но он ухмыльнулся, когда увидел вышедшую из храма куноичи.
Кинджоу Хизако, разведчица, сбежавшая с поля боя при штурме Инакавы, направилась прямиком к генералу бандитов и, приблизившись к нему, повернулась на месте, позволив детально себя рассмотреть. Куноичи не получила в боях травм лица или тела, которые могли оставить шрамы или обезобразить ее. Она не была обделена красотой, и Хуоджин с искренним интересом полюбовался на свою подельницу, нарядившуюся в кимоно жрицы храма стихий.
— Что скажете, Хуоджин-сама? — игриво спросила куноичи. — Правда же, на мне этот наряд смотрится гораздо лучше, чем на той, побитой жизнью, дурехе?
— Ты само очарование, Хизако. — Хуоджин выбросил сигарету, поднялся и, сделав шаг к девушке, заключил ее в объятия. — Из рук такой красавицы-мико я не задумываясь принял бы самый страшный яд! Но мне, надеюсь, ты яда не нальешь?
— Только самого сладкого, мой господин! — отозвалась куноичи. — И, пожалуйста, Хуоджин-сама, не называйте меня больше тем именем, — подняв руку, она игриво хлопнула генерала по щеке тонкой книжечкой с гербом страны Камней и золотыми знаками служителей храмов на обложке. — Вот доказательство того, что меня зовут Ишикуно Мисаки и я вовсе не дезертировавшая с поля боя куноичи, а добродетельная жрица храма. Можете спросить обо мне в Агемацу, там многие меня знают.
— Как скажешь, красавица, — генерал отстранил девушку от себя и махнул рукой вышедшим из храма селянам, что несли на руках большой серый мешок. — Эй вы, тащите сюда!
Хуоджин направил свою энергию Ци в землю и рванул руками в стороны, словно пальцами раздирая почву. Открылась глубокая яма, в которую селяне сбросили свою ношу. Повторив прием, генерал засыпал яму, скрыв следы преступления.
— Дело сделано, — сказал Хуоджин. — Теперь, — он грозно глянул на павших перед ним ниц крестьян и указал на Хизако. — эта девушка — ваша мико. Всюду прославляйте ее как добрейшую и благочестивейшую из женщин, упоминайте перед всеми, перед кем только можно, что она была изгнана из продажных храмов за свое милосердие! Репутация несчастной и благодетельной Мисаки-сан сослужит нам хорошую службу.