Свету, как назвали новорожденную, полюбили все. Причем так интересно — каждый старался доказать, что любит ее больше других. Роли быстро распределились: молодая мать убирала квартиру и готовила обеды для семьи, Борис Павлович брал внучку к себе на ночь; Люба нянчилась с ней днем, а Прасковья Яковлевна едва успевала стирать и содержать хозяйство.
С двух месяцев Света отказалась от материнского молока, смесей тогда не было, приходилось выкармливать ее коровьим молоком, что было невероятно тяжело, ведь тогда и холодильников не было. Вот Любе и приходилось с 4-х часов утра гоняться за свежим молоком, потом на примусе варить жидкую манку... Работы всем хватало.
С сентября Шура уехала на работу в другое место... Начался учебный год. Теперь уборка в доме и готовка обедов легли на Любу, а к Свете взяли няньку, которая досмотрела ее до годика. Потом были детские ясли, детсад... Но там уже дело пошло легче. Ребенок подрастал чрезвычайно смышленым и послушным, неболезненным. Да и втянулись все в свои новые обязанности.
Эх, быстро сказка сказывается...
Пришла пора Свете в школу идти, и решила мать забрать ее к себе.
— Зачем? — говорили ей родители. — Неужели ты думаешь, что при твоем втором муже, абсолютно чужом ей человеке, она у тебя будет окружена большей любовью, чем у нас?
Но Шура оставалась такой же, как была в детстве, — невыносимой, несговорчивой. Забрала. Правда, на все лето привозила Свету и младшую дочку к бабушке Паше, отпуск себе устраивала. Как раз и Люба была там на студенческих каникулах, так что присмотреть за девочками было кому.
А через 7 лет Шура снова привезла Свету в Славгород насовсем — оканчивать среднюю школу, которой в их селе не было. Ну что, лучше, что ли, она ребенку сделала?
Потом и со Светой началось то же самое. Видимо, неблагополучие личной судьбы передается по наследству, — ранний брак, дети в самом начале студенчества. Не учеба, а муки... Муж, опять же, выбранный по страстям-мордастям, а не по уму. Короче, завез ее этот муж в Омсукчан, да еще вместе с двумя малыми детками, которые поднимались при Борисе Павловича и Прасковье Яковлевне. Те просили — не увозите их в холод и темень, оставьте с нами. Та... Куда там? Это был глас вопиющего в пустыне. Увезли.
Причем теперь не так Света упрямилась, как муж ее, прости господи, что покойника вспомнишь...
Вот и болела душа у Бориса Павловича: как они там, что едят, где спят?
Ну, виделись родственники с мальчишками, Сергеем и Алешей, в среднем раз в полгода — то они сюда в отпуск приезжали, а то к ним ездили. Сначала Борис Павлович дорожку протоптал, а на второе лето Шура ездила.
Летом, да еще со стороны глядя, так оно вроде хорошо там было... Но это, конечно, не так. Рассказывала Света про морозы в 50°, так что долго там наши экспериментаторы не выдержали, вернулись домой. Ну, попробовали, и ладно...
Назад они возвращались на машине, всю Сибирь проехали, все красоты и уникальные места видали. Да разве такие малые дети запомнили это? Думаю, что нет.
Дальнейшую их историю пусть они пишут сами. Там отдельная книга получится.
Отец Бориса Павловича, сразу как увидел в Запорожье свою жену постаревшей и опустившейся, понял, что той Саши, которую он любил и берег, больше нет. Та Саша переродилась, невозвратимо растворилась в низкой жизни, соединилась там с иным миром и стать прежней никогда не сможет. Между ним и ею встало наличие у нее ребенка — общей плоти с другим мужчиной. Он не принимал ее принадлежности новому мужу, его кости, его чужеродному запаху и закону в крови. Это разделило их непреодолимо, сделало чужими навсегда.
Да, он помнил, что сам советовал ей уйти в другую среду, выйти замуж... Он помнил это, помнил! И она все сделала по его советам. Но теперь, когда он въяве столкнулся с тем, к чему привели Сашу его советы, он принять этого не мог. Слишком всё оказалось неприятным.
Он ни в чем Сашу не винил, боже упаси! Он только не хотел беспокоить ее, тревожить ей душу. Она нашла какое-то равновесие в своем новом положении — и хорошо, и пусть живет...
Павел Емельянович понимал, что сам неправ, что такой брезгливостью он снова предает жену, как предал азартными играми, но ничего с собой поделать не мог. Одно дело он брал ее в жены девушкой, от состоятельной матери, и совсем другое теперь...
Вернувшись в Макеевку, он нашел себе молодую одинокую женщину... и попытался создать с нею вторую семью. Попытка не удалась — никто из женщин не мог заменить ему Сашу, и он дальнейшие стремления прекратил. Однако вскоре началась война, и он эвакуировал эту женщину вместе со своими сестрами в Узбекистан, поскольку она уже была беременной. В дальнейшем он о ней не заботился...
А она в эвакуации как-то устроилась, родила девочку, которую назвала Екатериной. В то время, когда Екатерина-младшая появилась на свет, Павел Емельянович был уже Дмитрием Емельяновичем Якубой, и Екатерина-младшая при рождении получила имя Екатерина Дмитриевна Якуба.