Эхо во тьме

— Она с Господом, — сказал он, желая утешить мать. И все же эта утрата была подобна незаживающей ране, которую уже ничем не залечить. Хадасса. Одно это имя звучало для Марка как синоним любви к нему. Как он мог быть таким глупцом?

— А-а-а…

— Тише, мама, — сказал Марк, пытаясь успокоить разволновавшуюся мать. Взгляд ее широко раскрытых глаз стал почти диким. — Если тебя это так расстраивает, давай не будем больше о ней говорить.

Она дважды моргнула.

— Ей нужно отдохнуть, мой господин, — сказал ему Юлий. — Врач сказал…

— Да, я помню. — Марк взял мать на руки и отнес ее в покои. — Поговорим с тобой позже, — сказал он ей и поцеловал ее в щеку.

Уложив мать, Марк выпрямился и посмотрел в глаза Юлию. Жестом он указал ему на дверь. Юлий вышел.

Молодая рабыня, та, которая уронила поднос в момент появления Марка на вилле, села рядом с постелью, чтобы присматривать за спящей Фебой.

— Позови меня, когда она проснется.

— Да, мой господин.

Марк вышел и закрыл за собой дверь в покои. Юлий стоял у перил и смотрел на перистиль. Марк вгляделся в этого мужчину, прищурив глаза.

— Скажи мне, только честно, какие у тебя отношения с моей матерью?

Лицо Юлия помрачнело.

— Я ее раб, мой господин.

— Ее раб?

— Я забочусь о ней с того самого момента, как она пережила удар.

— А до этого?

Тут Юлий сказал ему совершенно спокойным голосом:

— Не говори ничего такого, о чем потом пожалеешь.

Гнев Марка вспыхнул моментально.

— Кто ты такой, чтобы приказывать мне?

— Я помню, что я твой раб, мой господин, но вот что я тебе скажу: если ты произнесешь еще хоть одно слово, оскорбительное для твоей матери, я поступлю с тобой так, как поступил бы на моем месте твой отец, чего бы мне это ни стоило!

Пораженный, Марк стоял и смотрел на него. Юлий прекрасно знал, что этих слов вполне достаточно, чтобы его отправили на распятие.

— Ты ответил на мой вопрос необдуманно.

— Нет, мой господин. Я ответил честно. Госпожа Феба — самая благородная из всех женщин.

Марк стиснул зубы.

— А моя мать любит тебя так, как ты любишь ее?

— Нет, конечно!

Марк, однако, не был в этом уверен. Он несколько раз входил в покои, когда Юлий был с ней наедине. В голосе раба слышалась особая нежность, когда тот говорил с его матерью, а однажды, когда Юлий поднимал ее с кресла, Феба положила голову ему на плечо, явно испытывая от этого удовольствие.

Марк не знал, как ему относиться к этим взаимоотношениям, как не знал и того, имеет ли он право вообще как-то судить о них. Где был он сам, когда мать в нем нуждалась? Юлий не отходил от нее, заботился о ней. Отдавал ей все свое внимание, оберегал ее. И в верности Юлия проявлялось не чувство долга, а любовь.

Марк опустил руки на перила. Ему вдруг стало стыдно.

— Я по своей природе ревнив, — признался он. — И вовсе этим не горжусь.

— Ты любишь свою мать.

— Да, я люблю ее, но это не оправдывает мои подозрения по отношению к тебе. Прости меня, Юлий. Я знаю, что без твоей заботы моей матери давно уже не было бы в живых. Я тебе очень благодарен.

Юлий был удивлен переменами, которые произошли в Марке. В нем появилось смирение, которого Юлий никогда у него раньше не видел.

— Не нужно ни о чем беспокоиться, мой господин. Для твоей матери я раб, и только.

— Ты для нее не просто раб. — Марк вспомнил выражение глаз матери, когда Юлий говорил с ней. Он положил руку на плечо Юлию и добавил: — Ты для нее самый дорогой друг.

37

Шли дни. Марк все ждал, что кто-нибудь скажет ему о сестре, но никто не говорил о ней ни слова. Наконец, любопытство в нем победило, и он сам спросил, сколько прошло времени со дня последнего визита Юлии.

— Около шести месяцев, мой господин, — ответил ему Юлий.

— Шести месяцев?

— Да, мой господин.

— А она знает, в каком состоянии мать?

— Мы ее в неведении не оставляли, — сказал Юлий. — Несколько раз мы посылали за ней с этим известием, мой господин. Один раз госпожа Юлия приходила. Она была очень подавлена, увидев свою мать.

— Настолько подавлена, что решила больше сюда не приходить, — в сердцах выговорил Марк. Прости ее, Господи. Но самому ему хотелось задушить ее собственными руками. Гнев закипал в нем, а сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

Юлий с сожалением выслушал эти слова Марка и подумал, что они, возможно, и не отражают истинного положения дел. В конце концов, никто не знает, почему Юлия с тех пор ни разу не появилась здесь, и со стороны Марка вряд ли было справедливо, по крайней мере сейчас, делать такие скоропалительные выводы. И раб стал думать, каковы могли быть причины ее долгого отсутствия.

— Выглядела она тогда довольно плохо, мой господин.

— Вероятно, от излишнего количества выпитого накануне вечером вина.

Юлия тоже часто посещали такие мысли, но вслух он их не высказал.

— Она сильно похудела.

Марк уставился на него.

— Ты, кажется, защищаешь мою сестру?

— Вовсе нет, мой господин. Я только забочусь о госпоже Фебе. А твоя мать ждет, когда вернется ее дочь.

Марк отвернулся, его лицо было напряженным.

— Она ждет госпожу Юлию так же, как ждала и тебя, мой господин.

Желваки заиграли на скулах Марка.