Она снова протянула руки, и Азарь поддержала ее, чтобы помочь встать с дивана.
— Ненависть лучше всего встречать стоя, — сказала Юлия, холодно улыбнувшись Марку. — Можешь идти, — сказала она Азари.
— Если тебе понадобится моя помощь, я буду за дверью.
Марк смотрел, как служанка, хромая, выходит из комнаты.
— Любопытную служанку ты себе выбрала, — сказал он, когда служанка закрыла за собой дверь.
— Азарь свободна, она пришла сюда сама и может уйти, если захочет, — сказала Юлия. Она заставила себя насмешливо улыбнуться. Нужно было нанести брату хоть какой-то ответный удар за все его обиды, и она знала, как это лучше всего сделать. — Кстати, она христианка, Марк. Какая ирония судьбы, правда?
На его лице отразилась боль.
Она увидела, что ранила его, и сильнее закуталась в шаль, дрожа, несмотря на чувство удовлетворения. Ей было жаль, что она напомнила брату о прошлом, но она тут же нашла себе оправдание. Он ведь обидел ее. Или он не ожидал, что она встанет и ответит ему ударом на удар?
— Как мать?
— Очень мило с твоей стороны, что ты, наконец, спросила об этом.
Юлия сжала губы, всеми силами стараясь противостоять его осуждению. Как же он ненавидел ее!
— А где ты был все это время?
Марк не ответил на ее вопрос.
— Матери станет лучше, когда она повидает тебя.
— Сомневаюсь.
— А ты не сомневайся в том, что я тебе говорю.
— Тебе, наверное, Юлий посоветовал прийти сюда? Не могу себе представить, что ты это сделал по собственной воле. — Юлия снова закуталась в свою шаль и отошла к стене.
— Юлий убедил меня в том, что мать очень хочет тебя видеть.
— Хочет меня видеть? — сказала Юлия, иронично рассмеявшись. — Да она даже не узнает меня. Сидит на троне, который он для нее сделал, пускает слюни и издает свои ужасные звуки. Я смотреть на нее не могла.
— Лучше бы подумала о том, что мать чувствует и что
— На ее месте я попросила бы кого-нибудь дать мне цикуты и разом покончила бы с такими мучениями!
Марк яростным взглядом оглядел истонченную фигуру сестры и снова посмотрел ей в глаза.
— В самом деле?
Юлия, затаив дыхание, смотрела на него и видела все, что отразилось на его лице. Она была тяжело больна и умирала, а ему до этого не было никакого дела. Сейчас она чувствовала, что он желает ей смерти, и не сомневалась в этом. Ей стоило немалого труда сдержать слезы, которые уже жгли ей глаза.
— Никогда не думала, что ты можешь быть таким холодным и жестоким, Марк.
— Кто бы говорил о жестокости… — С этими словами Марк подошел к стене и уперся в нее рукой. Взглянув на Юлию, он скривил губы в ироничной улыбке. — А что случилось с Калабой и Примом?
Откинув голову назад, Юлия сделала вид, что наслаждается легким ветерком.
— Они оставили меня, — сказала она, стараясь говорить как можно более равнодушно.
— И большие они тебе оставили долги?
— Можешь обо мне не беспокоиться, — сказала она таким же беспечным тоном. Марка и без того радовало ее бесконечное унижение.
— Я и не беспокоюсь, — сказал он, глядя на гавань, — просто интересно…
Она напрягла руки, стараясь не упасть.
— За мной осталась эта вилла.
— Не сомневаюсь, что и она заложена за долги.
В каждом слове Марка слышалась неприкрытая издевка.
— Да, — ровным голосом произнесла она. — Ты доволен?
— Это упрощает дело, — откровенно сказал Марк. — Я перевезу отсюда твои вещи и расплачусь с твоими долгами.
Удивившись, она посмотрела на него, надеясь, что он все же смягчил свое отношение к ней. Но его взгляд оставался тяжелым.
— Матери будет легче, если она будет знать, что ты снова с ней под одной крышей, — добавил он.
Юлии было не по себе от его взгляда, и она запротестовала:
— Тогда я лучше останусь здесь.
— Меня не волнует, что тебе кажется лучше. Юлий сказал, что матери будет спокойнее, если ты будешь там. И ты будешь там.
— Что толку ей от меня? Я больна, хотя тебя это, кажется, не волнует.
— Ты права. Меня это действительно не волнует.
— Я
Марк сощурил глаза, но ничего не сказал.
Юлия отвернулась от его каменного лица и вцепилась побелевшими пальцами в стену.
— У нее есть
— Она любит и тебя, и меня, и только Богу известно, почему.
Она посмотрела на него сквозь слезы.
— А если я скажу, что не пойду?
— Говори, что хочешь. Мне все равно. Кричи. Бейся в истерике. Плачь. Это ничего не изменит. Мужа у тебя больше нет, так ведь? Отца тоже. Значит, все юридические права опеки над тобой перешли ко мне. А от меня тебе не удастся избавиться так, как это ты делала с другими. Хочешь ты того, или нет, но ты будешь делать все то, что я сочту нужным. А я сейчас решил вернуть тебя домой.
Марк отошел от стены.
— Я пришлю сюда кого-нибудь, чтобы забрать твои вещи, и прослежу, чтобы мои слуги позаботились о тебе, — он направился по балкону к выходу.
— У меня есть и свои слуги, — сказала она ему вслед.
Марк остановился и обернулся к ней, его лицо было белым от гнева.