Эхо войны

Я пробегаю текст глазами и начинаю читать. Черт, черт, черт… С севера идут снегопады, перекроют путь еще не меньше, чем на месяц.

— Надо выезжать сейчас, иначе мы застрянем.

Я мрачно улыбаюсь и выкладываю результаты исторической экспертизы.

— Это проблема, — коротко и почти равнодушно роняет он.

— Это не проблема, — я наматываю круги по комнате, заложив руки за спину. — Это гарантированная катастрофа, если три месяца назад я что–то сказала не так, и он пришел не к тем выводам.

— Тогда тем более стоит выехать раньше.

Я взрыкиваю и останавливаюсь перед его носом. Ему не без глаз — без ушей стоило бы остаться. Все равно меня здесь никто не слышит.

Этан делает скользящий и почти незаметный шаг вперед, становясь вплотную, наклоняется к самому моему лицу и, интимно понизив голос, тянет:

— Па–ни–кер–ша. Без малейших признаков интеллекта, как и тысячу лет назад.

— Ах ты, гад!

От подзатыльника он уворачивается с поразительной для слепого ловкостью, перехватывая руку. Нет, я честно не понимаю, как Бес терпел его всю жизнь.

— Насколько мне помниться, сама Смерть называла эту войну Тысячелетней, так что до ее окончания мы навряд ли доживем. Но будь я проклят, если этот несчастный император десять раз не подумает, прежде чем снова включаться в войну — твоя настырность доконает кого угодно, — Этан хмыкает, перехватывая вторую руку. — Вот вы и попались, фарра. И совершенно беззащитны перед коварным мной. Раньше ты не велась на провокации так охотно, насколько я помню.

— И что, фарр, теперь будете грязно домогаться порядочной замужней женщины? — иронично хмыкаю я. — Хотите покалечиться еще больше?

В дверь стучат, настойчиво и крайне громко. Наконец посетитель не выдерживает и просовывает голову в кабинет. И с трагическим надрывом стонет:

— Орие, мора! Ты обещала!!!

Этан изгибает одну бровь. Издевается. Явно хочет послушать, какими словами при секретарше я буду ему объяснять, что морам не место в приемных.

— Там в коридоре совесть валяется, давно уже. Не твоя? — приподнявшись на цыпочки, фыркаю прямо в пушистое ухо и выхожу в приемную. Беру в охапку наспех заклеенный утром террариум, запихиваю внутрь снова порывающуюся слинять мору и со всем этим добром поднимаюсь в башню.

— А я все гадал, сколько Рутте понадобится времени, — улыбается Ремо, поднимаясь мне навстречу.

— По–моему, после т'хоров она настолько преисполнилась сознания своего мужества, что даже мора не способна довести ее до обморока. Разве что кратковременного.

— Когда вы уезжаете? — Ремо копается в груде садков, выбирая побольше.

— Боюсь, что сегодня — с севера идут снегопады, можем не успеть проскочить. Скорее всего, он не успеет.

— О, и я представляю, что он скажет по этому поводу, — ремен задумчиво изучал швы на выбранном садке, рассматривая их на свет. — Чтобы выбить отгул, они менялись дежурствами чуть ли не на месяц вперед. Там сейчас какая–то настолько зубодробительная схема, что я сам половины не понял, кому и сколько он после этого будет должен.

Еще бы. Город начали восстанавливать с начала зимы, а там до сих пор такая разруха, что одного посещения мне хватило за глаза. Обыватели боятся ехать в почерневшие руины, по тем же, кого не испугало пожарище, плакала не меньше чем каторга.

Для полицейского служить там — значит спуститься в Бездну при жизни. Но Тайл вернулся туда, куда уже однажды уехал, и отговорить его я не смогла.

«Не думаю, что это уже имеет какой–то смысл»… Так он сказал.

— Знаешь, Орие… Дело это, конечно, щекотливое… в некотором смысле, а ты при всей своей проницательности проявляешь в этом вопросе поразительную близорукость, — Ремо поднял на меня спокойный взгляд. — Тайл при своем петушином характере вполне может пойти не только в полицию, но и в действующую армию, не в вашу, так в ременскую, и для его решения героически сложит там голову. Поэтому, ради меня… Напиши ему что–нибудь… отрезвляющее.

— От чего отрезвляющее? — я опустилась на стул для посетителей. — Тайл, если подумать, занимается тем, что ему подходит куда больше копания в дряхлом железе. Хотя место для этого выбрал, мягко говоря, не самое лучшее.

— О боги… — Ремо вздохнул, пересаживая мору в новый садок. — Видимо, мне придется взять на себя роль рупора гласности. Он дико тебя ревнует. Только я тебе этого не говорил.

— К кому?

— Догадайся.

— А…

— Я тебе этого не говорил, — напомнил врач. — И вот этого тоже не давал, — он достал из стола тонкий листок. — На самом деле, этот шедевр я должен был вручить тебе, только если он все–таки не успеет. Но у меня есть огромное подозрение, что, даже если и успеет, то в очередной раз будет долго собираться духом, а потом просто попрощается и уедет. Так что — вот.

Я протянула руку и недоверчиво посмотрела в центр страницы. Знакомым размашистым, скачущим почерком там было написано только три слова.

«Я люблю тебя».

Ветер пахнет метелью. Горы накрывают ранние сумерки, валит частый снег. Я закрываю скользящую панель на крыше, загорается шеренгой огоньков контрольная консоль. Пальцы пробегают по до боли знакомому пути, дайр фыркает и мягко поднимается в воздух.