Эхо войны

— Ну, разработка вакцин и все такое…

— Не будет Центр такой ерундой заниматься, тем более, у них там военные действия в разгаре.

— Морровер, Морровер… Не по чину ты такая умная, как бы тебя за это… Может, и сами они чего напортачили в своих лабораториях, а теперь справиться не могут. Служи и не спрашивай. Не касается это солдата. И офицера тоже.»

Совет принял ее. Странно, странно и волшебно стоять в главном зале замка, перед теми, о ком в детстве слышала от матери в сказках, а позже — в легендах и сплетнях на городском рынке. Великие маги со всего материка и она, оборванная посланница, вся ценность которой в грузе, что она привезла.

Тогда дрожали руки и голос, сейчас — сердце пело песню крови. Ей поверили. Ей дали отряд, который сейчас она ведет за собой по следу убийцы. Нет, нет, по следу свитка, ценнее которого не может быть глупая месть.

В отряде есть два мага и воины из стражи замка. Они загонят его. Ведь не может быть, что он, раненый, в метель, ушел далеко? Не может, верно?…

Наутро в казарме они были оба — сержант и майор. Спорили у самого порога — неужели не наговорились за ночь?…

Со своей койки я не различала слов, а больше, похоже, различать было некому — отряд спал, до побудки еще два часа. Мне же снова снился этот дурацкий сон о бесконечной погоне, о котором я никак не могла понять, то ли он каждый раз снится мне заново, то ли, чем не шутят боги, действительно продолжается каждый раз.

Все служители Звезды — немного сновидцы, ведь боги являются нам только во снах. Но чем нельзя меня назвать — так это предсказателем. Ни разу не видела вещего сна, да и не может быть предсказанием эта бытовая картинка в средневековых тонах. Тогда — что? Аллегория? Если и так, не понимаю ее. Освети знание, Первая из Звезды. Потому как дочь твоя разучилась понимать хоть что–то в этой жизни.

А Рой так и не перезвонил. Все как всегда — взбаламутил, растревожил с таким трудом успокоившееся сердце, и исчез. И убить не может, и жить толком не дает.

— Подъем! Минутная готовность! — вдруг проревело над головой. Эхо еще металось под гулкими казарменными потолками, а ставшие за годы безусловными рефлексы уже вышвырнули солдат из коек, скользнули вмести с ними в форму и сами застегнули пряжки и ремни, не подключая к процессу сознание.

Сама я осознала, что делаю, только закидывая за спину «мать». По широко раскрытым, бездумным глазам еще десятка сослуживцев было ясно, что те еще спят.

По команде «бегом» мы выстроились снаружи. Только там я увидела наконец пресловутый взвод из Карелла. И не только я. За зеркальными лицевыми щитками не видно неприязненно скошенных в сторону чужаков глаз — даже в свете мощных фонарей, до ненаступившего рассвета заливающих светом голый плац. Не видно ехидных ухмылок, как и не слышно тихих перешептываний по внутренней связи при виде штабного с косой.

Он мерил чеканными шагами плац перед стоящей навытяжку шеренгой, мерил нас нетерпеливым, откровенно небрежным взглядом. Он вообще привык измерять все и вся, судя по всему.

Первый раз вижу, чтобы все мы, вроде бы профессионалы, так невзлюбили офицера, который даже не дал толком к этому повода. Я невзлюбила его, пожалуй, даже больше и быстрее, чем прочие. Не знаю, почему.

— На западной окраине видели зараженных, — безымянный майор дождался, когда подойдет сержант. Заговорил размеренным тоном, таким же бесцветным, как его странные белесые глаза. — Животных собрать, судя по всему, они еще не успели. Примитивная операция, подойдет в качестве тренировки, — он достал из кармана мини–проектор и утопил в корпус кнопку. Над его рукой возникла голография — худощавый мужчина средних лет в коричневом костюме и чем–то похожий на него юноша. Судя по всему, еще здоровые. — Их вы должны задержать, пока болезнь не вошла в следующую стадию. Задержать мягко, без применения оружия. Повторяю, стрелять только в самом крайнем случае. И не на поражение, — в ровном голосе появились угрожающие нотки. — Вы делитесь на два отряда, под моим командованием и командованием сержанта. Подробные инструкции на месте.

Делил солдат сержант: майор, не зная ни нас, ни приставленный к нему взвод, махнул на это рукой, бурно переговариваясь в это время с кем–то по рации.

— Гляди во все глаза, Морровер, — шепнул сержант, и с гадкой ухмылкой определил меня в самый непопулярный сегодня отряд. Впрочем, был бы выбор — пошла бы туда сама, и именно за этим. Я верила инстинктам, своим — тем более.

Мы грузились в машины с полным неверием в собственного командира. И это страшно.

Через полчаса грузовые гравилеты подлетали к заводским окраинам, за которыми начинались трущобы. Здесь обитали городские отбросы — в прямом и переносном смысле этого слова.