Эхо возмездия

Федор представил себе лицо жены Снегирева в то время, как ее допрашивал петербургский следователь, представил, как тот грозно требует объяснений насчет револьвера, а Елена Владимировна лепечет своим тоненьким голоском всякие нелепые отговорки, и не мог удержаться от улыбки. Однако почти сразу же его охватила грусть. Он подумал о том, что умрет и никогда уже не увидит чудака Снегирева, хорошего, в сущности, человека, светлое платье его жены, Наденьку, словно проглотившую аршин, Лидочку с ее воздушной прелестью… Доктор Брусницкий метнул взгляд на лицо Федора, обращенное к нему в профиль, и невольно встревожился. Такое же выражение – словно человек присутствовал здесь лишь номинально, а на самом деле находился как бы где-то в другом месте – он уже однажды видел, и ничего хорошего в этом воспоминании не было. Переворошив пласты памяти, Яков Исидорович добрался до истоков того, что его насторожило: ведь почти так же выглядело лицо бывшего однокурсника, которого он видел за полдня до того, как тот свел счеты с жизнью. «Что это на него нашло? – с беспокойством подумал старый врач. Он не слишком жаловал людей, но Федор Меркулов был ему скорее симпатичен. – Помилование получил, приехал из ссылки… Неужели из-за того, что его в армию уже не возьмут? О матери бы хоть подумал, негодник…»

Едва Федор вошел в дом Снегиревых и снял шинель, он понял, что усадьба стоит на месте, и все кажется таким же, как было, но уют, который царил тут когда-то, потерпел крушение. Дом может рухнуть снаружи или изнутри, как здание или как общность людей; здесь, очевидно, налицо был второй случай. Прислуга шныряла по коридорам с виноватыми глазами, где-то что-то разбили, и чей-то резкий голос стал отчитывать провинившуюся, взлетая порой до визга. Потом хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и, обернувшись, Федор нос к носу столкнулся с Наденькой. Она была красной, как мак, и ее прическа, которую она обычно укладывала очень тщательно, волосок к волоску, немного растрепалась.

– Яков Сидорович, наконец-то! – воскликнула она, завидев врача. – Здравствуйте, Федор Алексеевич… Вы, наверное, к Сашеньке? Он так и не уехал… Его не отпустили… Бог знает что у нас тут творится! Прошу приготовить для мамы простейшее лекарство – сначала ничего не делают, потом разбивают стакан…

– Все наладится, Надежда Павловна, – сказал Федор серьезно.

Но тут к ним подошла Лидочка, и он сразу же забыл о старшей сестре.

– Федор Алексеевич! – воскликнула девушка. – Как хорошо, что вы здесь… А то нам страшно!

– Глупостей не говори, – резко бросила Наденька. – Чего нам бояться?

– Ну так Колозин, наверное, тоже ничего не боялся, – простодушно парировала Лидочка, – а что с ним стало…

Видя, что Наденька готова вспылить, доктор Брусницкий вмешался и попросил проводить его к больной. Когда он ушел в сопровождении старшей сестры, Лидочка исподлобья покосилась на Федора.

– Наверное, не стоило мне так говорить, да? Нехорошо получилось…

Федор и сам не заметил, как у него вырвалось:

– Из-за этого Колозина столько неприятностей!

Лидочка удивленно посмотрела на него, ее светлые глаза заблестели.

– Вот! Вы говорите точь-в-точь как мама… Ой! Вы ведь не сердитесь, правда? Ну скажите, что вы не сердитесь!

Федор, улыбаясь, заверил ее, что он ничуть не рассержен тем, что его сравнили с Еленой Владимировной, скорее даже наоборот… Лидочка засмеялась, а потом спросила его, правда ли, что на Сахалине водятся киты.

– Правда, – ответил Федор.

– И вы их видели?

– Видел.

– А я не видела, – сказала Лидочка, глядя на него блестящими, оживленными, мечтательными глазами. – Так, наверное, и проживу всю жизнь, не увидев ни одного кита.

– Откуда же вы узнали про китов на Сахалине? – произнес приятный женский голос, и Федор увидел, как к ним подходит баронесса Корф.

– Я читала книгу господина Чехова[9], – ответила Лидочка, порозовев и смутившись.

Амалия поглядела на нее с любопытством и раскрыла веер. Смутившись не менее, чем Лидочка, хоть и по совсем другой причине, Федор довольно неловко приветствовал баронессу и поцеловал ее узкую белую руку.

– Я и не знал, что вы будете здесь, сударыня, – сказал он.

– Боюсь, вчерашняя беседа с господином из Петербурга на меня плохо подействовала, – поморщилась Амалия. – Он учинил нам настоящий допрос и так напугал моего дядюшку, что бедняга слег в постель. По-моему, следователь считает, что вечер у Снегирева и убийство Колозина как-то связаны между собой. И ему ужасно не понравилось, что я не могла вспомнить ни одного человека, который во время ужина пообещал бы Колозину застрелить его, если тот вдруг пойдет ночью прогуляться.

– О, я знаю! – оживилась Лидочка. – Мотив и подозреваемый! А еще должна быть… как это… возможность, да!

– Но что же мы тут стоим? – спохватилась Амалия, складывая веер. – Может быть, пройдем в гостиную?

– А мне известно, почему убили Колозина, – объявила Лидочка. – Потому что он знал, кто настоящий убийца.

– Ничего не поняла, – призналась Амалия после паузы.

– Он сказал, что знает, кто убил ту семью. Ну, тех… Изотовых, да? – в убийстве которых его обвинили.