Эхо возмездия

Сергей Васильевич Ломов провел беспокойную ночь.

Предположим, ночь баронессы Корф тоже нельзя назвать спокойной, но по совершенно иной причине, и вряд ли кто-то отважился бы назвать ее неприятной. В случае с Ломовым ни о каком приятном времяпровождении речи не шло.

Он расспрашивал людей, которые хорошо знали Селиванова, которые имели зуб против Селиванова, которые могли бы что-то знать о том, почему фабрикант был убит, но все нити обрывались, никто ничем не мог помочь, а потом стало известно о пожаре, и пришлось бросать все и ехать туда, где от трехэтажного дома остались лишь обгорелые стены, покрытые зловещей черной копотью.

Сам собой напрашивался вывод о поджоге, о том, что пожар был как-то связан с убийством, и Сергей Васильевич стал ловить на себе полные недоумения взгляды Порошина и Ленгле. И в самом деле, есть два убийства и странный пожар, а следствие топчется на месте, и никаких подвижек что-то незаметно.

Итак, ночь не удалась совершенно, а утром Ломов получил записку от баронессы Корф с просьбой незамедлительно приехать к ней. Но так как особый агент находился в прескверном расположении духа, тон письма произвел на него самое неблагоприятное впечатление.

«Бобик я ей, что ли, на побегушках? И почему бы открытым текстом не написать, если она сумела узнать что-то? Ах, госпожа баронесса, любите же вы напускать туману…»

Порошину Сергей Васильевич поручил продолжить расследование убийства фабриканта, а сам, проигнорировав настойчивое приглашение Амалии, сначала решил навестить Снегиревых.

Поговорив с Лидочкой и записав ее показания, Ломов решил для очистки совести еще раз опросить прислугу. Сказать по правде, он не ожидал ничего особенного, но одна из горничных вспомнила, что после того, как разъехались гости, студент расспрашивал ее о том, кто живет по соседству, причем больше всего его заинтересовала усадьба Меркуловых, и он захотел в подробностях узнать, как туда добраться пешком.

– И вы ему рассказали?

– Да, сударь… Если идти по большой дороге, то далековато будет, ну, а если повернуть и срезать через лесок… Там в одном месте ограда сада обвалилась, и можно сразу же попасть в сад, а если идти до ворот, то они гораздо дальше…

– Скажите, Дмитрий Иванович как-то обосновал, почему его интересует именно усадьба Меркуловых?

– Ничего он не говорил, – покачала головой девушка.

Ломов внимательно посмотрел на горничную.

– Почему, когда я приезжал в прошлый раз, вы не упомянули о вашей беседе с Колозиным?

– Так я думала, это ж не важно… Его ведь в саду Одинцовых нашли. А теперь говорят, что его убили в другом месте…

Тут Сергей Васильевич учуял, что в коридоре кто-то бесшумно подошел к закрытым дверям комнаты, в которой он разговаривал с горничной, и напряженно подслушивает, весь аж закоченев от любопытства. Не было никаких настораживающих признаков, посторонних шумов и прочего, но выучка – великая вещь, и Ломов не сомневался, что с той стороны двери, затаив дыхание, стоит женщина.

«Маменька, что ли? – весело подумал он. – Сегодня она, как только завидела меня, сразу же заявила, что у нее мигрень, и удалилась».

– Войдите! – не удержавшись, преувеличенно бодро крикнул он.

Дверь растворилась не сразу. На пороге, положив руку на дверную ручку, стояла Наденька в бледно-желтом платье, перехваченном в талии черным поясом, и взгляд, которым она смерила «следователя по особо важным делам», никак нельзя было назвать дружелюбным.

– Все еще допрашиваете наших слуг? – сухо спросила она.

– Я выполняю свою работу, сударыня, – ответил Ломов.

Некоторое время Наденька молчала, нервно поджимая губы и стискивая дверную ручку так, словно та была ее врагом.

– Я полагаю, – проговорила наконец молодая женщина, – вы могли бы войти в положение моего отца… который уж точно ни в чем не виноват… Прошлый раз вы задали ему несколько вопросов… формальных, как он сказал… И вот теперь вы снова в доме, говорите с моей сестрой, с прислугой… а папа весь извелся, из-за того, что вы обходите его вниманием, понимаете? Ему кажется, что вы его в чем-то подозреваете…

– Сударыня, – сказал Ломов скучающим тоном, словно собирался разъяснить самые элементарные вещи, которые его собеседница должна была бы понимать и так, – я, право, не понимаю, в чем вы меня упрекаете. В прошлый раз ваш отец заявил мне, что убийство Колозина потрясло его и он понятия не имеет, кто преступник. Поэтому я больше не беспокою Павла Антоновича, а проверяю и уточняю заново открывшиеся факты, которые, может быть, имеют отношение к убийству… А может быть, и нет.

– Но… – Наденька смешалась, – может быть, вы все-таки скажете это папе? Я имею в виду, что вы не подозреваете его и… все остальное… Поймите, он никогда еще не попадал в такую историю… Ему все кажется странным и пугающим… Хотя, с вашей точки зрения, вы всего лишь делаете свою обычную работу…

«Ах, знала бы ты, что такое для меня обычная работа!» – ностальгически помыслил Сергей Васильевич, сохраняя каменное выражение лица.

– Хорошо, я поговорю с вашим отцом, – сказал он, поднимаясь с места и собирая бумаги. – Раз уж вы настаиваете, – колко добавил он.