– Никаких волнений, – ответил Казимир, поднимаясь с места и рассовывая выигранное по карманам. – Надеюсь, сэр, мы еще встретимся у Павла Антоновича и еще сыграем… А пока ваша книга принадлежит мне, и вы ее не пишете. Помните: вы дали слово!
– О да, не беспокойтесь, мы, англичане, всегда держим свое слово! – пообещал Бэрли. Вид у него был одновременно и несчастный, и удовлетворенный, какой бывает лишь у человека, который совершил ошибку, но считает, что все было не зря.
Когда Амалия и Казимир вернулись в усадьбу Анны Тимофеевны, снаружи уже начало светать.
– Разумеется, никакой игры больше не будет, – сказала Амалия. – Вы заболеете, сляжете в постель, будете чуть ли не при смерти, а потом я вас увезу.
– Я могу заболеть хоть сейчас и уехать в Петербург для консультации с докторами, – безмятежно ответил дядюшка.
– Нет, если вы сразу же уедете, он может догадаться, – покачала головой Амалия. – Не беспокойтесь, вы скоро вернетесь домой… и я тоже.
– Надеюсь, бриллианты на портсигаре будут крупными, – сказал Казимирчик на прощание. – Помни, я рассчитываю на твою порядочность!
И он закрыл за собой дверь.
Глава 31
Последний свидетель
У Сергея Васильевича Ломова день выдался куда менее насыщенным, чем у баронессы Корф. Он отдавал указания, заполнял бумаги, разговаривал с людьми, а ближе к вечеру отправился навестить Любовь Сергеевну Тихомирову, которая остановилась в ближайшем заштатном городке у своей дальней родственницы. С остальными гостями, которые вместе с Колозиным присутствовали на ужине у Снегирева, Ломов уже успел побеседовать, но хотя они были готовы рассказать ему все, что знали, и наперебой выдвигали различные версии, он до сих пор не мог подобрать ключа к убийству студента.
Тихомирова жила в небольшом деревянном домике напротив церкви. По комнатам слонялась маленькая безучастная старушка в черном, которую Любовь Сергеевна представила как свою двоюродную тетку. В начале разговора Ломов уточнил подробности для протокола и узнал, что его собеседнице пятьдесят два года, вдова, из мещан, православного вероисповедания. Муж ее погиб на охоте, когда у него в руках разорвалось ружье, и оттого она терпеть не могла огнестрельного оружия. Тетка принесла кофе, но Сергей Васильевич посмотрел на него и, определив по оттенку напитка, что его не ждет ничего хорошего, решил не рисковать.
– Если вы захотите с ней поговорить, то помните, пожалуйста, она глухая, – сказала Тихомирова.
– Вообще-то я приехал, чтобы поговорить с вами, – напомнил Ломов.
Любовь Сергеевна оживилась и стала объяснять, она никогда прежде не давала показаний, она приехала в уезд, чтобы познакомиться со Снегиревым, и что Павел Антонович – прекрасный человек, но сама она никак не ожидала, что у него в доме произойдет убийство.
– Колозина убили вовсе не в доме, – сказал Ломов.
– Ах! Все-таки в саду у Одинцовых?
– Нет, и не там.
– А где же? – Любовь Сергеевна загорелась любопытством.
– Тайна следствия, но я скажу вам, если вы мне расскажете что-нибудь интересное, – ответил Ломов, изображая галантную улыбку. Он почти не сомневался, что зря теряет время со свидетельницей, которая вряд ли замечала кого-то, кроме ее обожаемого Снегирева, но роль следователя по особо важным делам требовала жертв.
Однако почти сразу же Сергей Васильевич уловил, что его собеседница как-то закручинилась, и на ее лицо набежала тень.
– Я и в самом деле знаю кое-что, – призналась она, помедлив. – Но… но мне все же кажется, что он просто пошутил.
– О чем вы, сударыня? – осторожно спросил Ломов.
Тихомирова шумно вздохнула и, порывшись в сумочке, достала из нее дамскую записную книжечку величиной с ладонь, с золотым обрезом и кожаным переплетом.
– Тут мои заметки, – пояснила она, немного стушевавшись. – Я буду сверяться с ними, чтобы освежить память.
– Вы ведете дневник? – напрямик спросил Ломов.
– Что? Нет! – Любовь Сергеевна порозовела. – Это просто записи… дорожные расходы… интересные мысли, которые приходят в голову… разговоры умных людей… Вечер у Павла Антоновича показался мне выдающимся событием, – пояснила она, – поэтому, когда я вернулась домой, я записала то, что запомнила.
Она открыла книжку, нашла нужную страницу и откашлялась.
– Итак, «Вечер у П. А.». Ну, тут понятно, о чем речь… «Семья: жена – молодится, сын – невыразительный молодой человек, старшая дочь…»
– С вашего позволения, – не утерпел Ломов, – я бы предпочел перейти прямо к сути. Что вы запомнили о Дмитрии Колозине?
Любовь Сергеевна нахохлилась. Она предпочла бы обсудить некоторые мысли Снегирева, в частности его слова о том, что Запад есть Запад, Восток есть Восток, а Россия есть Россия, но, вероятно, интересы следователя по особо важным делам влекли его в совершенно другую сторону.