Эхо времени

Жрец медленно, тяжело опираясь на посох, прошел вдоль ряда покойников и встал. От окружающей толпы отделилась и встала рядом с ним согбенная фигурка Матери. Взмахом руки Жрец повелел начать обряд погребения.

В яму спрыгнуло несколько мужчин, им сверху подавали тела, укутанные в шкуры-саванны. Они бережно их принимали и укладывали ровным рядом на дно ямы. Появились носильщики с тяжелыми корзинами песка и земли. Они подходили один за другим к краю могилы, и вывали свой груз прямо на тела лежащих. Постепенно тела стали скрываться в слоях песка и земли. Неожиданно сверху метнулась и спрыгнула в яму совсем юная девушка. Она с громким воплем стала разгребать и отбрасывать в сторону комья земли от головы юноши, полуоткрывшейся из-под саванна после падения очередной порции земли. Все произошло неожиданно. В следующее мгновение скорбную тишину обряда разорвали плачь и причитания женщин. В яму спрыгнуло несколько мужчин, они поправили край саванна и стали оттаскивать девушку. Та, рыдая, яростно отбивалась, пытаясь вернуться назад. С трудом мужчинам все-таки удалось вытащить ее из ямы и увести с церемонии. Обряд погребения продолжился. Только мелькание мужчин с корзинами ускорилось. Вскоре на месте ямы возвышался основательных размеров холмик.

День заканчивался. Солнце быстро опускалось к горизонту. Но было достаточно светло, когда Жрец знаком повелел начать обряд жертвоприношения. На вершину холмика принесли несколько овец. Быстрыми, уверенными движениями опрокинули их и перерезали горло. Хлынувшую кровь собирали в большие глиняные чаши. Жрец, с трудом поднявшийся на вершину, взял первую чашу, высоко поднял ее над головой. Тот же час одна из женщин, стоявших внизу, тихо, словно испуганно, высоким голосом затянула печальную то ли песню, то ли причитание. Тут же этот тихий заунывный голосок подхватили другие, и вот над полем в закате тающего дня полилась печальная мелодия десятка женских голосов. Под это заунывное пение Жрец медленно тонкими струйками поливал из чаши свежую землю холмика. Опустошив чашу, опираясь на плечо служки, стал медленно спускаться с холма. Сразу же на холм потянулись мужчины с пучками сухого тростника, сучьев, валежника. Над тушами поверженных овец вырос целый холм сушняка. Расталкивая толпу, появился мужчина с большим дымящимся горшком, из которого время от времени выбивались язычки пламени. Мужчина подсунул горшок под валежник и, наклонившись, стал раздувать. Язычки пламени вырвались из нутра и заплясали на валежнике, разгораясь все больше и больше. Мужчина отпрянул и скатился вниз с погребального холма. Свет от полыхающего костра, быстро заполнил все вокруг, оттесняя густеющую темноту наступающей ночи. Треск горящих сучьев вплетается в высокие печальные голоса поющих женщин.

Понемногу ритуальный костер начинает догорать, стихает и заунывная песнь. К ночному запаху остывающей земли, поля все отчетливее примешивается дразнящий аромат свежежаренного мяса, скатывающегося с погребального холма. На фоне затухающего костра, и густеющей темноты ночи все отчетливее проступает сияющее синью небо.

Из-за холмика выплывает красноватый край луны. Край быстро увеличивается и вот уже красноватый большой диск луны повисает над холмом. На ее фоне сполохи прогорающего костра да вертикальный столбик дыма создают потрясающую своей нереальностью картину. Все замирают в немом изумлении. Видение длиться недолго. Диск отрывается от холма и словно гонимый поднимающимся дымом костра плавно устремляется ввысь по небосводу. Призрачный лунный свет растворяет темноту ночи и заполняет все вокруг. В этом лунном печальном свете люди, переполненные и потрясенные событиями дня, не нарушая тишину ночи, как тени, одиноко и группками двигаются назад к стану, к своим жилищам.

5

На следующий день служки Жреца оповестили о приглашении в его шатер всех значимых людей стана. Позвали и деда. Войдя в шатер, дед в плохо освещенном пространстве шатра увидел Жреца, восседающего у противоположной стены на куче циновок и лохматых шкур. Стали подходить и другие. Без лишней суеты и расспросов рассаживаясь вдоль стен шатра. Одной из последних пришла Мать. Тихая как тень, согбенная, она быстро просеменила к дальней стене, там села и буквально растворилась в полутьме шатра.

Жрец, после прихода последнего из званных, еще некоторое время молчал, наклонив голову. Наконец глухим надтреснутым голосом не поднимая головы начал свою речь.