Как только манифестантов переловят, а то и раньше, кто-нибудь отправится меня искать. И Дэниела тоже. Я посмотрела на него. На руки, которые несли меня. На ладонь, в которую его ранили, когда он защищал меня. На ссадину на щеке, которая приняла на себя удар камня. На сильную бледную шею со следами от укусов. Столько ран — и все из-за меня. Я посмотрела на его веки, скрывавшие зеленые глаза. Всматривалась в его лицо, пытаясь найти в нем хоть какую-то подсказку. То, что помогло бы мне понять, лжет он или говорит правду.
Но прочитать хоть что-то на этом идеальном лице было невозможно. Никаких ответов. И гораздо больше сомнений. Он Эхо. А я не могла испытывать к Эхо ничего, кроме страха. Но в то же время я чувствовала столько всего!..
И вдруг я вспомнила, что у каждого Эхо на коже есть клейма — примерно такие же, как и отметки на тыльной стороне левой руки. Буква «Э».
У Алиссы я никогда вблизи не видела отметку производителя. У меня даже мысли не возникало ее рассматривать. Но, думаю, родители проверили ее при покупке. Да. Скорее всего. Возможно.
Раздались звуки приближающихся шагов. Я посмотрела сквозь кусты и увидела дядю Алекса в сопровождении Мадары и другого Эхо, который его охранял, — высокого, мускулистого Эхо с дредами. Они шли ко мне через лужайку. Они окажутся рядом уже через двадцать секунд.
Я стала лихорадочно расстегивать на Дэниеле одежду и вскоре нашла отметку на его плече. Фрагмент текста, аккуратные жирные буквы, складывающиеся в слова, но такие мелкие, что их с трудом можно было прочитать:
Разработан Розеллой Маркес (B-4-Gh-44597026-D) для корпорации «Касл»
— Активировать информационные линзы, — сказала я. И через секунду передо мной парила знакомая зеленая точка — знак того, что линзы включены.
— Камера, — скомандовала я. — Сделать снимок.
Я моргнула. Теперь у меня была копия идентификационного номера Розеллы Маркес. Как оказалось, я успела как раз вовремя.
— Ох, Одри. Слава богу, — взволнованный дядя Алекс уже стоял передо мной. — Он не успел причинить тебе вреда!
— Не думаю, что он собирался…
Но дядя меня не слушал.
— Честер, — приказал он огромному Эхо с дредами. — Отнеси это в дом.
Но когда Честер сгреб его с земли и понес в дом, мне стало не по себе.
— Что вы собираетесь с ним сделать? Он умрет?
Похоже, дядю Алекса мой вопрос озадачил. Может быть, не сами слова, а интонация.
— Одри, — сказал он мягко. — Это моя вина. Запомни, Эхо никогда не выигрывают в шахматы, если им это запрещают.
Дядин голос был спокойным, но в его взгляде появилось что-то новое — он стал холодным и жестким.
— Мы сделаем так, что он никогда больше не подвергнет твою жизнь опасности.
— Он не угрожал мне. Он… он спас мне жизнь.
Дядя Алекс вплотную подошел ко мне.
— Что он тебе сказал?
— Ничего.
Наверное, Мадара анализировала мой голос, потому что она тут же сказала:
— Это ложь, хозяин.
Дядя Алекс посмотрел на Мадару с чувством, которое ему не удалось от меня скрыть. Было заметно, что она его любимица. Но он все же ответил:
— Тихо, Мадара. Она молода, и она человек. Ей можно лгать. Тем более, этого следовало ожидать.
— Он кое-что сказал мне, но это была какая-то ерунда, — объяснила я. — Вот что я имела в виду.
Дядя Алекс коротко кивнул:
—
Собаки неслышно прошли по траве и скрылись в своих подземных норах. Люки, покрытые дерном, закрылись, и лужайка вновь обрела прежний вид. Я посмотрела в сторону дома.
— Сейчас ты в шоке. Мы все в шоке, после того, что произошло. Манифестанты пытались меня убить. Это просто животные. Монстры. И трусы — они боятся показать свои лица. Яго они тоже хотели убить, но с ним все в порядке. Он самостоятельно расправился со многими из них. Он меткий стрелок. И что на это скажут те, кто осуждает компьютерные игры со стрельбой? Вероятно, что именно благодаря им он остался в живых! — дядя Алекс коротко засмеялся, но осекся. — Кандриссе повезло меньше.
— Что произошло?
— Ее ранили, попали в руку. Но это не смертельно, она в операционной.
— В больнице?
— Нет, в подвале есть медицинский кабинет. Эхо оперируют ее прямо сейчас.
— Мне очень жаль.
— Кругом одни разрушения. Я потерял кучу денег, если считать только произведения искусства, которые они уничтожили. Пикассо! Они искромсали картины Пикассо! Часы и мебель восстановятся, а вот картины — нет. И все из-за этих террористов! А их подстрекают те, кто выступает против технического прогресса!
— Такие, как мой папа?
Дядя вздохнул и некоторое время просто смотрел на меня. Видимо, решал, стоит ли ему быть вежливым. Но в конце концов он все-таки сказал: