Экипаж

Тимченко сел на постели, зажег свет.

— Постой, это ерунда какая-то получается… Я ее сегодня, буквально сегодня спросил: замуж не вышла? Она говорит: пока не собираюсь… Весело так говорила!

Жена только вздохнула. Андрей Васильевич понял, что сказал глупость.

— А кто… этот?

— Какой-то Костя. Она говорит, он у нас бывал… Я что-то не помню.

Тимченко встал и, как был в трусах, вышел из комнаты.

— Ты куда?.. Ее нету.

Он не ответил. Хлопнула входная дверь.

…Когда он вернулся и сел на кровать, жена не выдержала, спросила:

— Куда ходил?

— Я ей сабо привез, на день рождения.

— Ну?

— Ну, пошел и в мусоропровод кинул!..

— Ты мог простудиться.

Они помолчали.

— Как тебе не стыдно? Чего ты злишься? — не очень уверенно сказала Анна Максимовна. — Надо радоваться!

— Чему? Чему радоваться?

— Тому, что Наталья разумная девка. Не стала ничего делать, хочет рожать… Что будет внук… Что мы с тобой еще не старые — неужели не вырастим? Деньги есть, дача есть… Ну, чего ты молчишь?

— Радуюсь.

Низко над водой шел вертолет. Из воды торчали верхушки деревьев, телеграфные столбы, а кое-где и крыши домов. Половодье. «Ми-4» летел неторопливо, отражаясь в спокойной воде.

В кабине сидели Валентин Ненароков, медсестра в белом халате и второй пилот. Второй внимательно следил за землей, а Ненароков, сидя за штурвалом, рассказывал медсестре:

— Я с ним специально в Москву заезжал после отпуска. Хотели к логопеду попасть, да не успели.

— Неужели так сильно заикается? — спросила сестра сочувственно.

— Сильно… Но он хитрый, придумал выход. Слово целиком сказать трудно, так он говорит кусочек. Вместо «хочу» — «чу», вместо «хорошо» — «шо», вместо «вкусно» — «ку». В общем, целый язык сочинил.

— Интересно, — сказал второй, продолжая наблюдать за землей.

— И я с ним так же разговариваю, — рассказывал Ненароков. — Вроде балуюсь, а ему так легче, веселей. Он меньше стесняется… А вот жена наоборот. Кричит на него, требует, чтоб говорил правильно. А он только больше заикается…

— Твоя Аля вообще язва хорошая, — заметил второй.

Ненароков не обиделся, но огорчился:

— Это ты зря… Просто у нее нервы.

— И у тебя нервы, и у меня нервы, но мы ж на людей не кидаемся.

— Знаешь что, Серега… — начал Ненароков сердито, но тут второй пилот перебил его:

— Вижу людей.

И правда, впереди, на крыше затопленного дома, махал белой рубахой человек. Рядом сидел другой, поменьше, наверно ребенок. А на плоской крыше пристройки стоял зеркальный шкаф…

В маленькой московской квартире играл магнитофон. Под его музыку танцевала пара: молодой человек в джинсах и девушка — по виду десятиклассница. Еще один паренек сидел в углу, листая книгу.

Приоткрылась дверь, и пожилая женщина, наверно соседка, сказала:

— Костя, к тебе.

В комнату вошел Тимченко. Не здороваясь, он сказал парню с книгой:

— Выйди на минутку. — А девушке велел: — Ты останься. Тебе полезно будет послушать.

Костя посмотрел на него с удивлением и тревогой.

— Что ж ты наделал? — спросил Андрей Васильевич, перекрывая голосом музыку. — Наташка беременна, а ты в кусты?

Своей тяжелой рукой он сгреб парня за рубашку и хорошенько тряхнул.

— А ты отплясываешь? Другой дуре мозги крутишь?

— Это сестра моя! — жалобно закричал парень. Тимченко смутился:

— Да?.. Ну, все равно. Так люди не поступают. Иди и женись, а то я из тебя…

— Да вы не поняли, я с удовольствием, — сказал парень еще жалобней. Он пошел выключить магнитофон и снова вернулся к Тимченко. — Я только об этом и прошу. Звоню, звоню, две телеграммы дал!

— Что ты ему объясняешь? Не унижайся, — сердито сказала сестра. — Она мизинца твоего не стоит!..

— Отстань!.. Андрей Васильевич, я ее люблю. А она не хочет. Категорически.

Дома совершенно сбитый с толку Тимченко допытывался у дочери:

— Но почему? Почему? Можешь ты мне объяснить?.. Парень как парень…

— Ну… Он не личность. Не нужен он мне. И вам с мамой не нужен. Только лишние хлопоты… Все равно не сможем мы с ним жить.

Андрей Васильевич помолчал, потом сказал горько:

— Ну давай, жди свою личность… Ребенка сделать — личность, а пожениться как люди — не личность… Ты хоть понимаешь, что жизнь себе искалечила?

Наташа вдруг озлилась.

— А ты хоть понимаешь, что ничего не понимаешь?.. Буду! Буду, буду рожать! И нечего за меня беспокоиться. За себя беспокойся! Тебя спишут вот-вот, ты же отлетал почти!.. А на земле что тебе делать? Вот и будешь внука воспитывать!

— Наталья, замолчи сейчас же! — сердито крикнула мать.

Тимченко встал, хотел что-то сказать дочери, но передумал и вышел из комнаты.

— Бух! Бух! — гремело над болотом. В резиновых ботфортах, в старой кожаной куртке, Тимченко брел по хлюпающей земле с двустволкой в руках. Охота — это был его любимый отдых. Но сегодня даже охота не могла исправить настроения.

— Бух! Бух! — И, хлопая крыльями, упала на землю утка…

…Тимченко вышел к костру, который развел на сухом месте другой охотник. Этот охотник, одетый точно так же, как Андрей Васильевич, был старше лет на десять. Рядом с ним у костра сидела красивая угрюмая девушка в брюках, резиновых сапожках и нейлоновой куртке.