Экипаж

— Раз на раз не приходится… В двадцать седьмом году полгорода снесло… Надо срочно эвакуироваться.

— На чем? — раздраженно сказал представитель Аэрофлота. — Транспорта нет… И не будет.

Андрей Васильевич секунду подумал. Потом сказал:

— Значит, так. Взлетать рискованно, оставаться невозможно. Отсюда вывод: будем взлетать… Всем на борт. Выруливаем и взлетаем! Остальное обсудим в Москве.

…Тамара с бортпроводником помогали подняться по трапу больным, раненым, женщинам с маленькими детьми. Внесли на носилках и начальника строителей. Чемоданы и тяжелые коробки остались на земле, в электрокаре.

Увидев, что идет посадка, к самолету со всех сторон побежали люди — пассажиры с разных рейсов. Испуганные, растерянные, они сгрудились у трапа. Большинство молча ожидало решения своей судьбы. Только трое самых нервных, перебивая друг друга, объясняли бортпроводнице на разных языках, что их надо, обязательно надо взять на борт.

Тимченко подсчитал глазами: иностранцев собралось человек двадцать. Был среди них и раненый. Чтобы он не упал, его поддерживали под руки.

— Я их возьму. Не возражаешь? — спросил он представителя Аэрофлота. Тот кивнул головой.

— Возьми, конечно.

— А тебя не зову. Ведь не полетишь?

Представитель только усмехнулся в ответ. Они обнялись на прощание, потом Тимченко снял фуражку, неторопливо вытер внутри платком, снова надел на голову и поднялся по первому трапу.

…Четыре самолета — японский, скандинавский и два немецких — одновременно, чуть не в хвост друг другу, стали выруливать с перрона.

Вдруг совсем рядом раздался оглушительный взрыв, и над топливохранилищем взметнулось пламя: может, пробила крышу долетевшая сюда вулканическая бомба, а может, замкнулись потревоженные землетрясением провода. Взрывной волной скандинавский самолет кинуло на немецкий — так, что они сцепились крыльями и, изувеченные, остановились оба.

Советские летчики видели это из окна своей кабины. В их сторону двигалась огненная река: горящее топливо разлилось по полю.

— Что делается, что делается, — покачал головой штурман. А Тимченко невозмутимо сказал:

— Продолжаем читку карты.

Штурман щелкнул передвижным табло:

— Генераторы!

— Включены! — отозвался Игорь.

— Давление!

— Давление семьсот сорок пять выставлено, высота ноль, — отвечали Ненароков и Тимченко.

— Рули!

— Проверены и свободны…

…Японский самолет — он был заметно меньше остальных — уже бежал по взлетной полосе. Когда до расщелины, пересекавшей полосу, оставалось каких-нибудь сто метров, он оторвался от земли и стал набирать высоту. В ту же секунду с исполнительного старта начала разбег машина «Люфтганзы». Это был громадный «Дуглас», и Тимченко, следивший за ним из окна кабины, сокрушенно вздохнул.

— Не успеет? — полуутвердительно спросил Ненароков.

И действительно, «Дугласу» не хватило полосы. Передняя его нога попала в расщелину, и огромный самолет встал на попа, перевернулся на спину и загорелся.

Откуда-то вывернулась пестрая машина руководителя полетов. Из нее выскочил человек в шлемофоне и замахал жезлом, запрещая советскому самолету выруливать на исполнительный.

— Вот чудак, — добродушно сказал Тимченко. — Неужели ж мы туда полезем?.. Будем взлетать по рулежной. Да, Валя?

Валентин кивнул, а штурман за его спиной удивился вслух:

— По рулежной?

МРД — Магистральная рулежная дорожка — не приспособлена для взлета. Она много уже ВПП — взлетно-посадочной полосы. Но выбора сейчас не было: на взлетной догорал «Дуглас», а МРД была свободна, и расщелина пересекала ее в самом конце.

Тимченко по-английски запросил у диспетчера разрешения взлететь с МРД.

…В башне, где не осталось в окнах ни одного целого стекла, сидели три диспетчера, потные, взлохмаченные. Отсюда видно было поле с искалеченными самолетами, с целым озером пылающего топлива. И отчетливо виден был надвигающийся на аэропорт сель. Вал из грязи, камней и лавы шел, сметая на пути деревья, стесывая скалы, глотая одноэтажные дома и склады на подступах к взлетному полю. Три раза голос Тимченко просил разрешения на взлет, прежде чем диспетчер — тоже по-английски — неуверенно ответил:

— Взлет с МРД на ваше усмотрение.

Тимченко положил тяжелые спокойные руки на рога штурвала.

— Двигателям взлетный! — приказал он. Игорь ответил, передвинув рукоятки:

— Двигатели на взлетном!

Обоим приходилось кричать, чтобы перекрыть быстро нарастающий гул селя.

— Экипаж, взлетаем! — Тимченко передвинул секторы газа от себя.

Машина уже набирала скорость, когда очередной толчок шатнул землю. Покачнулась и начала медленно заваливаться тридцатиметровая мачта с прожекторами, стоявшая сбоку от МРД.

Оставшийся на перроне представитель Аэрофлота смотрел, оцепенев, как сближаются самолет и падающая металлическая махина.

«Ту-154» почти успел пройти, однако мачта, рухнув и размозжив мимоходом бульдозер, слегка зацепила все-таки хвост самолета. Пика громоотвода на верхушке мачты царапнула по фюзеляжу, забарабанили по обшивке сорвавшиеся прожектора.

Но машина бежала вперед: останавливаться было уже нельзя.

— Сто восемьдесят! — выкликал скорость штурман. — Двести!.. Скорость принятия решения!