Экипаж черного корабля

И дороги, дороги Эйрарбии, дороги разваленной в тартарары Империи. Дороги, иногда присыпанные снежком; иногда ровным блеском стекломильметола убегающие вдаль, прочь от света танкового прожектора; иногда задутые черной, неясного происхождения и природы пылью; иногда задраенные мертвыми змеями автомобильных колонн – и легче протаранить корпусом замороженную обгорелость деревьев, чем скинуть прочь, в кюветную тесноту, нескончаемые ряд навечно впечатанных паникой в рельеф машин. И кажется теперь, в этой свалившейся сверху темени грязно-туманной ночи, стоять этим многоколесным поездам на забытых и не нужных более шоссейных треках всегда – памятниками некогда возомнившего о себе народа, тысячу циклов подряд топчущего землю северного мега-континента. И поначалу, запросы по радио, в далекий «купол» «Сонного ящера», не стоит ли попробовать завести, или может быть, «хотя бы», демонтировать реакторы брошенных десяти-прицепных тягачей. И окрик оттуда, смягченный шифровочно-дешифровочной атрибутикой: «Не отвлекаться! Следовать намеченному плану! Продолжать разведку!». Да и правильно, как бы выглядел сейчас, на морозе и без специальной техники этот самый демонтаж? Кто бы позволил двигать по ландшафту отцепленные от поездов, трофейные атомные тяжеловозы, гражданского происхождения и потому непокрытые радиопоглотительной пленкой? И жаль, разумеется, оставляемый в реакторах уран, но поскольку команды на их минирование тоже не получено, то может быть, оставлена та работа следующим эшелонам, ведь «Ящер» только первая ласточка, скоро, очень скоро высадится на Берег Вдвойне Теплого Утра настоящий, полновесно заряженный специальной механикой, десант. Вот так, усмиряя разгоревшееся некстати экономическое беспокойство, броне-лейтенант Хорис-Тат давил его знанием будущего. А во что еще можно было верить в раскинувшейся по округе темноте, холоде, и окоченевших там и тут трупных завалах? Только в светлое, победоносно-лучезарное завтра и более ни во что.

25. Моральная старость

Основные механизмы и корпус «Сонного ящера» были, конечно же, построены давным-давно. Еще в те времена, когда маленький Тутор семенил вместе с братишкой в школу, «Ящер» уже перепахивал долины Эйрарбии и обстреливал с дальней дистанции спрятанный за горизонтом Умброфен. Это были славные героические времена и развешанные там и тут внутри «горы» позолоченные таблички подробно докладывали любому желающему о подвигах «Ящера» и его мужественного, списанного по старости, экипажа. Каждый мог убедиться, что предсказания теоретиков о том, будто бы со временем, механизмы станут морально устаревать быстрее, чем изнашиваться, не оправдалось для всех возможных случаев.

«Сонный ящер» являлся ярким представителем одного из таких казусов. Его сроки службы в военно-земноводных силах Республики переплевывали выслугу многих кабинетных маршалов. Однако прогресс на Гее все же не зацикливался окончательно, а потому, без вмешательства извне, «Ящер» давно бы превратился в великанский музейный экспонат, в ржавый и изношенный скелет, негодный, в принципе, и для музея, поскольку и в таком качестве, любой сложный механизм требует капитального ремонта.

Понятное дело, в своей железной жизни, подвижная крепость множество раз ремонтировалась и несколько раз основательно модернизировалась. Ушли в былое чудесные супер-калибры, некогда умеющие забрасывать в стратосферные выси восьмидесятитонные болванки со старательно закачанным в нутро напалмом. Разобрали и отбуксировали в переплавку баллисты запуска истребителей, вслед за предназначенными им реактивными летунами, по понятным всем и каждому на Гее причинам. Четырехгусеничные танки «Циклопы-2», принайтованные в брюшной полости «боевой горы», и те, несмело заменились новым поколением бронированных машин. Всякие важные мелочи, типа локатора кругового обзора, когда-то складным пятидесятиметровым флюгером, винтящего воздух в верхушке гига-танка, сменились плоскими и даже округло-облегающими каркас антенными решетками, способными мгновенно огибать горизонт, не стирая подшипников и не тратя смазки. Правда, большие калибры не ушли в полное предание, просто заменились более экономичными, чуть менее массивными стволами, и являлось ли это прогрессом по существу или замаскированным отступлением перед физическими ограничениями, наложенными природой, понять с первого взгляда было нельзя.

Достаточно любопытные могли найти объяснения в некоей «качественной смене вех», или все в том же «переходе количества в качество», однако внимательный, трезвый ум вылавливал во всей сумме «ящерных» модернизаций дикую смесь прогресса и регресса одновременно. Это было материальное подтверждение коллапса разума, забравшегося на древо познания достаточно высоко, но, к сожалению, заблудившегося в дебрях. Он не знал, как выбраться, зато прекрасно чувствовал, что раскачивается на тонкой ветке-отростке эволюционного тупика уже начавшей трещать под его весом: ветка утончалась в нить, и любое движение по ней, и даже отсутствие такового, вело к катастрофе.