Экипаж. Команда

– Да что-то странное творится. Вроде весь день спокойно таскали – ни суеты, ни проверочных действий, вообще – ничего, ноль эмоций. А минут десять назад сделали стояночку на Староневском, объект с кем-то по телефону побазарил и теперь как с цепи сорвался: резко развернулся и пошел в обратную сторону. Сейчас в районе площади Александра Невского.

– Так… Значит, не внял Дрон доводам Ташкента. Детство в одном месте заиграло.

– Не понял…

– Да это я так, о своем, о девичьем. Слушай, Геннадий Петрович, я вас попрошу в таком разе – давайте без особых подвигов. Если будет внагляк отрываться, то черт с ним, бросайте. Себе дороже.

– А вы что, крепить его сегодня уже не собираетесь?

– Не знаю… Похоже, обстоятельства немного изменились. Все, я вам позже перезвоню.

Никогда не пейте «за успех» паленую водку – успеха точно не будет. Нестеров и Серпухов судорожно перебирали в голове варианты выхода из образовавшегося тупика, но ничего достойного придумать не могли. Леха порывался идти на улицу и искать Ташкента, однако бригадир погасил его порыв, резонно рассудив, что толку от этого не будет. Раз уж ни Полина, ни ребята его не видят, а Ташкент, тем не менее, каким-то образом контролирует ситуацию, то еще одна мятущаяся перед кабаком фигура лишь усугубит его подозрения.

– И чего, теперь так и будем на жопе ровно сидеть? – нервно спросил Леха.

– А нам больше ничего не остается. Наебал нас Ташкент, уж не знаю, как это у него получилось, – но нам остается лишь признать сей факт.

– Тогда какого хрена нам вообще тут сидеть?

– Успокойся, Леш. Давай немного подождем – может, Ташкент хотя бы в эфире еще раз проявится…

– В таком разе плесни-ка, Сергеич, мне пять капель, иначе я сейчас с глубокой печали весь этот кабак разнесу к чертям собачьим.

А Ташкент выходить в эфир больше не собирался, но зато собирался поскорее валить отсюда. Сейчас его беспокоила не столько слежка за кабаком (он был уверен, что лично его менты пока не вычислили), сколько отсутствие Олега. Это был очень скверный симптом, так как, выражаясь дешевым киношным языком, с некоторых пор Моромов стал «слишком много знать». Кстати, Олег, как и те немногие, кому довелось работать с Ташкентом, знали его железное правило – если стрелка забивается на определенное время, то от него следует отнять полчаса и быть на месте строго на тридцать минут раньше. Именно поэтому Полина, ориентировавшаяся на озвученный в тексте письма полдень, появилась в «Метехи» позже, а не раньше Ташкента и его сотоварищей. Звонить Олегу Ташкент не собирался – он никогда полностью не доверял ему, считая слабаком и неудачником, однако сильных и преданных людей во все времена катастрофически не хватало, так что деваться было некуда – на безрыбье и раком встанешь. В качестве небольшой подстраховки Ташкент никогда не общался с Олегом по телефону, предпочитая обмениваться электронными сообщениями, благо тот, невзирая на свое пристрастие к героину, с головой пока худо-бедно дружил и в компьютерных делах, в отличие от того же Дрона, разбирался. Еще год назад Ташкент посоветовал Дрону подключить мобилу к Интернету – тот подключился, однако ни заходить на сайты, ни отправлять почту так и не научился. Входящие письма, правда, он с грехом пополам открывал (если не забывал проверить почту, конечно)…

Вот ведь не зря в народе говорят «помянешь черта – он и объявится»: в эту самую секунду на Лиговском, неподалеку от того места, где пасся мент, остановился знакомый черный «мерин», из которого не спеша вывалился… Дрон, собственной персоной. Леха Серпухов оказался прав – Дронов действительно не послушался Ташкента. Ему стало обидно, но не потому, что он не смог срубить ментовский хвост (в существовании которого Дрон сильно сомневался), а потому, что ему показалось, что Ташкент его элементарно парит. У Володи Дронова, который в бандитской иерархии этого города занимал отнюдь не самую нижнюю ступень, были все основания не доверять Ташкенту, за которым давно тянулась дурная слава «разводилы». Поэтому вместо того, чтобы «по совету друга» поехать «поиграть в автоматы», Дрон решил уйти в отрыв и разобраться во всем непосредственно на месте. Старший смены «грузчиков» Арефьев по достоинству оценил профессиональный финт Дронова на Староневском, когда тот, вроде бы уже намеревавшийся проскочить перекресток под желтый, лихо заложил вираж и успел выскочить во главу стартовавшего встречного пелетона. Провожая взглядом удаляющегося от них «мерина», Арефьев лишь присвистнул и с неподдельной тоской в голосе процитировал старика Даля: «Н-да… Была вся надежда на дурака, а дурак-то и поумнел».