Читаем Экипаж лейтенанта Родина полностью

Третий был толстячок-узбек лет тридцати. Он смотрел отрешенно, и, видно, еще недавно на родной земле что-то ковал или собирал урожай для фронта и Победы. А дух полевой кухни, наверное, будоражил воспоминания об очаге под казаном с божественным, цвета червонного золота пловом (такой готовил дважды в год по каким-то своим праздникам в их московском дворике сосед Сулейман). «Вряд ли механик-водитель, скорей заряжающий, да и хватит одного упитанного на экипаж», – подумал Иван, имея в виду Сидорского. Кирюху после умятого в танке доппайка экипаж всякий раз предупреждал: смотри, Кир, из люка не вылезешь!

Одного взгляда на оплавленное огнем, без ресниц, с бордовым глянцем лицо четвертого бойца было достаточно, чтобы понять: чудом уцелел мужик, вернулся из огненного ада. И сколько лет ему, двадцать пять или сорок…

– Где воевал, братишка? – спросил Родин.

– В Сталинграде.

– А специальность какая?

– Башенный.

Ротный, перескочивший уже на свой конек о товарищеской взаимопомощи – «сам погибай, а друга выручай» – метнул взгляд на Ивана. Тот умолк и больше не рисковал со своими вопросами к пополнению. Он разом потерял интерес к остальным трем парням: черноусому грузину, нетерпеливо переминающемуся с ноги на ногу (дай команду – лезгинку спляшет), невозмутимому алтайцу (может, охотник хороший, мой глаз алмаз, белка в глаз) и простецкого вида парню из российской глубинки, измученной продразверсткой, затем коллективизацией и борьбой за светлое будущее (привыкли руки к тракторам, лапы, дай команду, рычаги узлом свяжет).

И чего гадать, если всё отгадано, и решение Бражкин по каждому бойцу уже принял: троих – мне, а четверых – Бобру.

– Рядовой Деревянко! – Бражкин перешел к делу.

– Я! – лихо отозвался «недокормыш».

– Выйти из строя! Назначен на должность механика-водителя во взвод лейтенанта Родина!

– Есть! – высоким звонким голосом ответил парнишка и глянул на Родина щеняче-просящим взглядом, сообразил, не такого ждали в экипаж на замену погибшего товарища.

Иван чуть не присвистнул от такого подарка. Совсем охренели штабные «мобилизаторы», этот пацан в лук со стрелами не наигрался, а его механиком-водителем на боевую машину прислали!

В экипаж Васи Огурцова его взвода определили Сергея Котова, удалого хитреца с лапами – совковыми лопатами, а Саидова, толстяка-узбека, – башенным в третий экипаж Игоря Еремеева.

А остальные четверо спецов по списку отправились во взвод Бобра.

– Пошли за мной! – без эмоций сказал Родин.

Теперь в колонну по одному и по росту встали Огурцов, Саидов и замыкающим Деревянко и, подстраиваясь под направляющего, в ногу двинули к «новому месту службы».

Построив взвод, Родин представил бойцов пополнения и поздравил их с назначением в 1-й гвардейский танковый взвод 1-й роты 1-го батальона гвардейской танковой бригады. Вышла заминка, первым петушиным голосом крикнул «ура!» Деревянко, за ним – Саидов, Огурцов промолчал.

– Слабовато, – недовольно заметил Родин.

И тут пополнение 2-го гвардейского взвода лейтенанта Бобра потрясло округу звучным троекратным «ура!»

– Во как надо, – оценил Родин и добавил: – Ничего, будем тренировать. А сейчас повторяю задачу: к рассвету, то есть к 7 часам, должны закончить капониры, то бишь окопы по уровню башен… Разойдись!

После официальной части Кирилл подошел к Деревянко, оценил физические данные, поинтересовался:

– Ты точно механик-водитель, ничего там не перепутали?

Деревянко насупился, молча скинул скатку и вещмешок на землю.

– Ладно, не обижайся. А звать-то тебя как?

– Александр. Деревянко…

– Ну, значит, Саня. – Он протянул руку. – А я – Кирилл, или просто – Киря.

Следом Баграев подошел, сунул руку:

– Ну, давай знакомиться. Руслан, можно Руслик.

Родин первым взял лопату, показывая без лишних команд, что время разговоров закончилось, пошел к окопу, который отрыли пока глубиной не более полуметра.

Сидорский взял свободную лопату, и это был бы не он, если б ее вручение не обставил с закавыками и загогулинами.

– А это БСЛ – большая саперная лопата. Ею немножко так окапываются перед боем, чтобы потом не тратить время на рытье могил. – И с этими словами он вручил инструмент Сашке.

– Ух ты, – подыграл Деревянко, – в нашей деревне таких не было. Попроще были.

Он взял лопату, вонзил в каменистый грунт, отхватил пласт земли и сбросил на бруствер. Несмотря на хлипкость, получилось сноровисто и ловко, деревенские руки будто и на час не расставались с лопатой.

– Правило первое. Удобных окопов не бывает по определению, – продолжил вещать Сидорский. – Правило второе. Вытекает из первого: делать максимальные удобства – по возможности.

– А третье правило? – с интересом спросил Санька.

Сидорский снисходительно усмехнулся:

– А это сам поймешь.

За работой Деревянко рассказал, что ему восемнадцать годков, хоть на вид и меньше, сам из деревни Большой Драгунской Орловской области. Закончил курсы механизаторов и лопату сменил на трактор.

– Вы не думайте, я среди комсомольцев был лучший тракторист! – переведя дыхание, сообщил Сашка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Царица темной реки
Царица темной реки

Весна 1945 года, окрестности Будапешта. Рота солдат расквартировалась в старинном замке сбежавшего на Запад графа. Так как здесь предполагалось открыть музей, командиру роты Кириллу Кондрашину было строго-настрого приказано сохранить все культурные ценности замка, а в особенности – две старинные картины: солнечный пейзаж с охотничьим домиком и портрет удивительно красивой молодой женщины.Ближе к полуночи, когда ротный уже готовился ко сну в уютной графской спальне, где висели те самые особо ценные полотна, и начало происходить нечто необъяснимое.Наверное, всё дело было в серебряных распятии и медальоне, закрепленных на рамах картин. Они сдерживали неведомые силы, готовые выплеснуться из картин наружу. И стоило их только убрать, как исчезала невидимая грань, разделяющая века…

Александр Александрович Бушков

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Салюты на той стороне
Салюты на той стороне

В романе Александры Шалашовой одиннадцать рассказчиков – они по-разному переживают и интерпретируют события, не оставляя места сколько-нибудь объективной версии. Это маленькие пациенты и воспитатели санатория на другом берегу реки, куда из Города перед самым началом войны эвакуируют детей. Вскоре взрывают мост, связывавший их с внешним миром, и дети погружаются во тьму. Каждый день они слышат взрывы – или залпы салютов? – но не знают, идет ли еще война.Нехватка еды, конфликты, новая неформальная иерархия, незримое присутствие Зла, которому нет названия, – и расцветает насилие, вызванное бесконечным одиночеством, страхом. Однажды к детям приходит Солдат и предлагает вывести их к людям. Но дойдут ли они – или попадут прямиком к неведомым захватчикам?

Александра Шалашова

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Сволочи
Сволочи

Можно, конечно, при желании увидеть в прозе Горчева один только Цинизм и Мат. Но это — при очень большом желании, посещающем обычно неудовлетворенных и несостоявшихся людей. Люди удовлетворенные и состоявшиеся, то есть способные читать хорошую прозу без зависти, увидят в этих рассказах прежде всего буйство фантазии и праздник изобретательности. Горчев придумал Галлюциногенный Гриб над Москвой — излучения и испарения этого гриба заставляют Москвичей думать, что они живут в элитных хоромах, а на самом деле они спят в канавке или под березкой, подложив под голову торбу. Еще Горчев придумал призраки Советских Писателей, которые до сих пор живут в переделкинском пруду, и Телефонного Робота, который слушает все наши разговоры, потому что больше это никому не интересно. Горчев — добрый сказочник и веселый шутник эпохи раннего Апокалипсиса.Кто читает Горчева — освобождается. Плачет и смеется. Умиляется. Весь набор реакций, которых современному человеку уже не даст никакая традиционная литература — а вот такая еще прошибает.

Анатолий Георгиевич Алексин , Владимир Владимирович Кунин , Дмитрий Анатольевич Горчев , Дмитрий Горчев , Елена Стриж

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Юмор / Юмористическая проза / Книги о войне