Экипаж. Лев. Лиссабонские любовники

— Ты не получишь назад свой паспорт, пока корабль не поднимет якорь, — глухо сказал он.

— Но тогда… но… печати, визы… — прошептала Кэтлин.

— Да, именно, — сказал Антуан, — именно.

Ему хотелось сохранить спокойствие, ему нужно было сохранить спокойствие. И ему это удалось, но в душе у него родилась жесткая, тяжелая, беспощадная злость на Льюиса.

Льюис ударил ниже пояса. Он снова превратился в гнусного полицейского. Его игра перестала быть честной.

— Теперь я, значит, уже не могу уехать… так, да? — спросила Кэтлин.

У нее был такой голос, такое лицо, что Антуану все вдруг показалось суетным и преступным, все, за исключением мысли о том, как вернуть ей жизнь. Он понял, что больше никогда не будет встречаться с Льюисом и что отныне он оставит Кэтлин в покое.

— Не забывай, — воскликнул Антуан, и все хорошее, что в нем было, отразилось на его лице, — не забывай, что я сказал тебе однажды: ты мой друг, мой настоящий друг и мы уедем вместе.

Он притянул Кэтлин к себе и, забыв все свои сомнения, все свои задние мысли, покрыл поцелуями ее щеки, лоб, глаза, губы, и отправился к Порфириу Рохасу в Компанию Карибских грузовых судов.

В этот вечер комната на углу не была пустой. Она была заполнена моряками, торговцами, посыльными и разными другими людьми с более или менее неопределенными профессиями.

Порфириу Рохас, в одной рубашке, ходил от конторы к кассе и от кассы к конторе. Он был в поту. Ему было явно стыдно от того, что он работает, и это читалось в его взгляде, у него на губах и даже в наклоне его сигары.

Увидев Антуана, он немного приободрился.

— Срочное дело, — сказал Порфириу тем, кто его торопил. — Прошу прощения, я на одну минуту.

Затем Антуану:

— Пойдем в зал совещаний.

Они зашли в маленькое кафе, которое снабжало Порфириу абсентом. Там летали рои мух, все стены и мебель были в пятнах и в воздухе витал запах чего-то прокисшего.

Порфириу блаженно потянулся всем телом.

— Чертов пароход, — сказал он.

Антуан хотел сказать, зачем он пришел, но Порфириу остановил его:

— Я должен сначала выпить.

Он медленно выпил рюмку абсента.

— Что-нибудь случилось, Тонио? — спросил он после этого.

— У женщины больше нет документов, — сказал Антуан. — Отобрали. Выходка одного подонка.

— Выходка рогоносца, — сказал Порфириу. — Я так и предполагал.

Одна из мух села на черную, блестящую губу Порфириу. Он ее прогнал, махнув сигарой.

— А тебе хотелось бы, чтобы она уехала? — спросил Порфириу.

— Надо.

— Любовь?

— Да.

— Будет очень плохо для меня, если дело примет дурной оборот, — проворчал Порфириу. — Будет очень плохо для моего сердца. Я ведь буду не в Венесуэле, понимаешь, Тонио.

— Я тоже буду не в Венесуэле, если для нее дело примет дурной оборот, и все неприятности — даю тебе слово — я возьму на себя, — сказал Антуан.

Веки Порфириу поднялись полностью (этого с ним не случалось почти никогда), и глаза Порфириу, вдруг чистые и проницательные, внимательно посмотрели в глаза Антуана.

— Буэно, — сказал Порфириу. — Я договорюсь с капитаном. Это хороший грек. Он пропустит женщину вместе с грузом накануне отплытия.

— Ты настоящий друг, — сказал Антуан. — Назови твою цену. Она богата.

Порфириу снова опустил веки. Он долго считал, потом вздохнул. Потом сказал:

— Нет, Тонио, денег не надо.

— Но, — воскликнул Антуан, — я не хочу, чтобы ради меня…

— Это не ради тебя, это назло рогоносцу.

Он потянул вверх рубашку и оголил свой живот. Около пупка был виден глубокий шрам.

— Вот что сделал мне один рогоносец, — сказал Порфириу. — Так что понимаешь…

— Легко отделался.

Ничто в квартире Кэтлин не говорило о том, что она собирается навсегда покинуть ее этим же вечером.

Все чемоданы были пусты, вся одежда оставалась в шкафах и туалетная сумка стояла на своем обычном месте. Старая служанка мыла на кухне посуду. Мария разговаривала с ней и одновременно ела варенье.

У нее уже было под платьем немного белья и вещей, которые она должна была отдать Кэтлин на улице. Это немногое терялось в ее массе.

Кэтлин и Антуан сидели в той комнате, которую они обычно предпочитали, из-за того, что она была самая прохладная, и еще потому, что она сообщалась, благодаря винтовой лестнице, с террасой на крыше.

Антуан зажег сигарету от сигареты и сунул новую зажженным концом в рот.

Он выругался.

— Антуан, — сказала Кэтлин, нежно смеясь, — ты прямо умираешь от страха.

— Я же ведь остаюсь.

— На один день, всего только на один день.

Она даже не задумывалась о риске, связанном с ее тайной посадкой. Ничего плохого с ней уже не могло произойти.

Она чувствовала, что Антуан теперь находится всецело с ней, для нее, в ней.

— Льюис — это грязный полицейский, но он очень сильный, — проворчал Антуан.

— Ты знаешь инспектора Льюиса? — тихо спросила Кэтлин.

— Слишком хорошо, — сказал Антуан.

На мгновение дыхание старого страха снова коснулось Кэтлин. Но тотчас она испытала чувство огромного облегчения. Она поняла теперь, кто так хорошо информировал Антуана. Это был не призрак. Это было его дело.

Антуан украдкой посмотрел на Кэтлин. На губах у нее играла подбадривающая улыбка.

Она сказала вполголоса:

— Вдвоем, Антуан, мы победим инспектора.

Время шло.