Читаем Экипаж машины боевой (Часть 1) полностью

-- Щас сделаем, какой базар, -- ответил Туркмен.

БТР сначала отъехал назад, потом резко двинулся вперед.

-- Аля, бесмеля, готов душара, -- произнес Туркмен.

В командирский люк заглянул Хасан и выкрикнул:

-- Э-э, мы духа задавили!

-- А тебе что, жалко его стало? -- спросил Туркмен.

-- Да в общем нет, ну я думал, может, взяли бы его с собой, да поприкаловались бы с него.

-- Что, за два года не наприкаловался еще? -- сказал я Хасану.

-- Да он, наверно, снюхался с этим духом, пока они там базарили, -приколол Хасана Туркмен.

-- Да, кстати, а о чем вы там с этим духом трещали, а, Хасан? -спросил я его.

-- Я спрашивал, откуда они.

-- Ну, и откуда?

-- С гор, там у них бой идет с десантурой, а эти раненых развозили по кишлакам, и тут мы им обломились, ну а дальше случилось то, что случилось, -- ответил Хасан и голова его исчезла из поля зрения.

Урал разорвал санитарный пакет и достал бинт. Качок убрал руку с окровавленным шматком бинта, кровь хлынула из раны. Урал по быстрому начал перевязывать рану.

-- Может, зашьем рану, Качок ты как на это смотришь? -- предложил я.

-- Смотрю отрицательно, ты и так мне чуть кишки не вырвал, -проговорил Качок, стиснув от боли зубы.

-- Скажи спасибо, что рубашка развернулась так ровно, а то бы точно кишки вырвало.

-- Да уж, ты прав, Юра, мне самому интересно, как это она так ровно распласталась.

-- А куда ты ее денешь, а, Качок, на шее будешь таскать, да? -поинтересовался Урал.

-- В жопу засуну, -- простонав, ответил Качок.

-- А ну, покажи, как ты это сделаешь? -- спросил я Качка.

-- Да пошел ты, и без того тошно. Черт что-то кровяна хлещет через бинт, -- приподнимаясь и смотря на рану сказал Качок.

-- Урал, на еще пакет, намотай побольше, -- я подал Уралу еще один пакет.

-- Качок! Как ты там, живой еще!? -- крикнул Хасан, опять заглянув в командирский люк.

-- Нет, не живой, помер ужо! -- ответил ему Качок.

-- Пусть будет земля тебе пухом, Качок, -- опять крикнул Хасан.

-- Аминь, -- ответил Качок.

-- Хасан, забей лучше косяк, -- обратился я к Хасану.

-- Осталось всего на косяк, и больше нету, -- ответил Хасан.

-- Забивай давай, приедем на место, у пацанов возьмем, -- сказал я.

Хасан запрыгнул в командирское сиденье и принялся за дело, он достал иголку, насадил на нее кусочек чарса, потом подогрел его на огне от спички, и раздавил пальцами.

Мы часто так делали, грели чарс на огне, и пока он горячий, раздавливали его пальцами, а так он был прессованный и жесткий. Иногда мы отламывали от лепешки маленькие кропалики величиной со спичечную головку, но этот процесс был долгим, да и пальцы от этого болели, особенно указательный и большой, и ногти этих пальцев всегда нарывали.

Окно напротив командирского сиденья было закрыто защитным щитком, так как оно было выбито пулей от ДШКа. Хасан сначала привстал поближе к открытому люку, но там был ветер, который мог сдуть чарс с ладони, Хасан наклонился к Туркмену и стал забивать, пользуясь светом от его окна.

-- Хасан, не мешай ехать, иди забей возле лампочки, -- сказал Туркмен отталкивая Хасана.

-- Дай забить, Туркмен, потерпишь пару минут, -- возмутился Хасан и снова наклонился к водительскому окну.

-- Хасан, сука! Над обрывом едем, не видишь что ли. Вали отсюда со своим чарсом, сейчас, вон, в пропасть улетим к чертям собачьим, -- крикнул Туркмен и снова отпихнул Хасана. На этот раз Хасан перелез в десантный отсек, и начал забивать под лампочкой, плафоны в десантном отсеке были бледно-зеленого цвета, и видимость была плохая, но руки Хасана были с детства натренированны на это дело, и он без особого труда забил косяк. После чего посмотрел на нас, и спросил:

-- Ну, кто будет?

-- Все будут, чего зря спрашивать, -- сказал я Хасану.

-- Я не буду, мне и браги хватает, -- ответил Туркмен.

-- А я курну маленько, -- отозвался Качок.

-- Может Сапога обдолбим, -- предложил Урал.

-- Да он тогда ваще потеряется навсегда, и бесповоротно, -- ляпнул Хасан, прикуривая косяк.

Мы курнули косяк, стало легко и свободно, все обломы, те, что были и те, что будут, стали как-то глубоко похеру. Я прыгнул в командирское кресло и натянул шлемофон, как раз в это время шли переговоры между ротным и комбатом, из наушников доносилось прерывистые слова:

-- Березка, Березка, я Тайга. Как слышно? Прием.

Березка -- это позывной нашей роты, а Тайга -- это комбат, он был родом из Сибири, и позывной у него был или Тайга, или Сосна.

Дальше послышался ответ ротного:

-- Я Березка, слышно нормально. Где вы, Тайга?

-- В одиннадцатом квадрате. Березка, почему не выходили на связь, как у вас?

-- У нас все нормально, с караваном пришлось повозиться, один ранен, но не тяжело.

-- Березка, давайте быстрее подтягивайтесь, до темноты надо кишлак прочесать, сейчас над ним работают штурмовики. Полк уже здесь, артдивизион на подходе. Как понял?

-- Все понял, минут через сорок будем на месте. Конец связи.

Я снял шлемофон и повернулся к пацанам.

-- Полк уже подъехал.

-- Куда подъехал? -- спросил Хасан.

-- Туда подъехал, -- ответил я, показывая указательным пальцем по ходу БТРа.

-- Юра, че ты паришься, какой полк, куда подъехал? -- опять спросил Хасан.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии