Читаем Экипаж машины боевой (Часть 1) полностью

Он надел шлемофон и стал слушать эфир.

-- Не дай бог, нас сейчас погонят в тот кишлак, километров пять мотать до него, -- сказал с сожалением Урал.

-- Не ссы, Татарин, не погонят, время у нас нету с этим кишлаком возится, колонна до темна должна прибыть на место, -- успокаивал я Урала.

-- Да хорошо бы так, а то ведь х...й поймешь, что у них там на уме.

Минут через двадцать показалась санитарная вертушка и села возле танков, потом от колонны отделились пара БТРов и БМПшка разведчиков, они направились к нам.

Когда они приблизились, я заметил, что это были машины ротного и Грека, Хасан тоже ехал с ними, он сидел на броне рядом Греком, они о чем-то болтали.

Первым к нам подкатила БМПшка разведчиков, летеха спрыгнул с брони и подошел к разведчикам, мы с Туркменом вылезли на броню БТРа.

-- БМПшку эту будем бросать, сейчас прилетят "крокодилы" и начнут бомбить местность и БМПшку тоже разх....ярят заодно, а сейчас пойдем и снимем с нее все что надо, время у нас полчаса.

Разведчики направились к БМПшке, а мы остались ждать их. Хасан запрыгнул на броню своего БТРа.

-- Земляка моего ранило, -- выпалил он.

-- Кого? -- спросил я.

-- Шавдета, на гражданке жили рядом, даже встречались иногда, он был из соседнего аула, мы туда на танцы ходили, бывало, бакланили с ними.

-- Про Серегу с Семеном слышал?

-- Да я видел их, Серегу с Шавдетом погрузили в вертушку, а Семен отказался лететь, говорит, что нормально себя чувствует и в госпиталь не хочет. Блядь, Шавдета жалко, пизд...ц ему наверно.

-- А че так? --Спросил Хасана Туркмен.

-- Да ему по затылку траком уеб...ло, череп проломился, вроде в сознании, но это шок, а так не знаю, что будет. Капитан медиков как-то так посмотрел на него после перевязки, по лицу капитана было видно, что ничего хорошего Шавдета не ждет.

-- А как это ему траком угораздило?

-- По броне он в это время лазил, а в тот момент, когда мина е...нула, он на подкрылке стоял, как раз над этим катком. Если даже выживет, один х...й дураком останется.

-- Да все мы дураками отсюда вернемся, кто-то больше, кто-то меньше, -сказал Туркмен.

-- Но мы-то хоть целые пока, -- сказал я, глядя на Туркмена.

-- Да целые, и вроде нормальные, но это мы здесь нормальные, а там, на гражданке, мы для всех дураки, вот посмотрите, -- ответил Туркмен.

-- Это почему еще? -- спросил я удивленно.

-- Почему? Да потому! Вот представь, вернешься ты на гражданку, ну там встреча, пьянка и так далее. Начнешь со своими корешами о житье-бытье базарить, они будут тебе рассказывать, как они на танцах балдели, баб снимали, смеяться будут, веселится. А ты что им расскажешь? Может про то, как ты здесь пыль глотал вперемешку с песком и свинцом, да? Про выжженные кишлаки расскажешь, про эти проклятые горы. А может, ты им расскажешь, как друзей своих хоронил? Ну, может, ты им про это все и расскажешь в пьяном бреду. Но поймут ли они тебя? Да, они будут слушать тебя, развесив уши, и может даже посочувствуют, но через пять минут они про эти твои рассказы забудут. А ты сам забудешь все это когда-нибудь? Я думаю, навряд ли. А насчет баб, что ты им расскажешь? Вот твоя баба, -- Туркмен дернул за ствол моего АКСа. -- Вот ее ты каждый день обнимаешь, с ней засыпаешь, с ней просыпаешься, гладишь ее, ухаживаешь за ней, и нет для тебя ближе ничего, кроме вот этого автомата. Помните, я вам рассказывал про пацана из моего города, который пришел из Афгана в восемьдесят первом? Он по началу тоже был веселый такой, про Афган иногда рассказывал, а потом замкнулся в себе, начал бухать беспробудно, а в оконцовке пошел в горы, забрался на скалу, прыгнул с нее и разбился. Я тогда думал, что это он по пьяне замкнул, или у него крыша съехала, но теперь я понимаю, почему он это сделал. Вот так, мужики, мало с войны живым вернуться, надо еще после нее жить как-то. И молите бога, что вы родились не в этой проклятой стране, а то бы бегали сейчас по расщелинам и кяризам вон от этих вертушек, -- Туркмен показал на приближающиеся со стороны Шинданта вертушки, их было четыре. -- А кто его знает, может завтра война придет и в наш дом, -- закончил Туркмен и залез в водительский люк БТРа.

Мы сидели с Хасаном и молча смотрели друг на друга. На Туркмена, бывало, находили философские заходы, я особенно не придавал значение его душевным порывам, просто мне было наплевать, что будет завтра, но в такие моменты мы не спорили с Туркменом, может потому, что в его словах все таки была доля правды.

Разведчики поснимали со своей машины все необходимое и взобрались наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне. Спустя полчаса колонна двинулась дальше, уже отъезжая, мы наблюдали, как одна вертушка отделилась от остальных и, описав круг, выпустила несколько ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.

ЧАЙ С КАЙФОМ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги