— Не знаю. — Николай не стал делиться с ней своими подозрениями. Да и насколько они обоснованны? Ведь о ящичках знал не только Опрятин. Знали многие.
Не поторопился ли он, высказав следователю свои подозрения?..
Вагон уже спал. Из соседнего купе доносился богатырский храп. Толстая проводница подметала коридор.
А они все стояли у окна и смотрели, как летит за окном снежная ночь, отмеряемая телеграфными столбами.
Николай изумленно думал о том, что вот она стоит рядом, локоть к локтю, больше уже не чужая и недосягаемо далекая, а давно знакомая Желтая Рысь из детства — и все-таки чужая и незнакомая.
— Послушай, Коля, — сказала она вдруг, прижавшись лбом к стеклу и закрыв глаза, — я могу тебе доверять?
Он хотел сказать в ответ, что готов сию минуту выпрыгнуть на полном ходу из поезда, если она прикажет…
— Да, — сказал он.
Рита помолчала. Потом вскинула голову:
— Кажется, я сейчас разревусь, если не расскажу…
И она, не таясь больше, рассказала ему о несчастье, которое обрушилось на нее. О том, как Анатолий Петрович начал исследовать нож, а она подогревала его честолюбие. И как он, желая увеличить работоспособность, сделался наркоманом. И о том, как она прыгнула тогда с теплохода за упавшим ножом, поймала его в прозрачной воде и спрятала на груди, а мужу сказала, что нож утонул, потому что — так ей казалось — без ножа он не сможет продолжать исследования. И о том, как она уговаривала Анатолия бросить эти проклятые опыты, а он связался с Опрятиным и изнуряет себя работой и наркотиками, и как он ушел из дому… И, наконец, о том, что позавчера она отдала Опрятину нож в надежде, что это ускорит окончание работы и вернет ей Анатолия…
— Ты отдала нож Опрятину?! — вскричал Николай.
Она посмотрела на него долгим взглядом.
— Ты должен дать мне слово, что никому — слышишь? — никому об этом не расскажешь. Даже Юре.
— Почему, Рита? Почему я должен молчать? Наоборот, надо действовать. Надо убедить твоего мужа, что такие опыты не делаются в одиночку. Пусть он придет к нам.
— Нет, — сказала она. — Он не станет даже слушать. Только разозлится еще пуще.
— Меня, конечно, не станет слушать. А Привалова и Багбанлы послушает…
— Нет. Ты не знаешь его. — Рита настойчиво повторила: — Дай слово, что будешь молчать. Я требую.
— Хорошо, — понуро сказал Николай. — Обещаю.
ОСТРОВ ИПАТИЯ
Подымали тонки парусы полотняные,
Побежали по морю Каспийскому…
Глава первая
Эту энергию земной шар удерживает плененной и конденсированной в грубых клетках вещества. Мое дело, следовательно, свелось только к тому, чтобы устранить это препятствие.
В это прекрасное июньское утро Валерке Горбачевскому казалось, что его бутылочно-зеленые защитные очки «бабочка» стали розовыми. Отпуск для сдачи экзаменов кончился, все обошлось благополучно, если не считать тройки по английскому.
Впервые после двадцатидневного перерыва Валерка шел на работу. Он торопился: пришлось к восьми забежать в библиотеку, чтобы сдать учебники, и теперь он побаивался, что ему влетит от инженера Потапкина за опоздание.
Обогнув клумбу гладиолусов, Валерка влетел в вестибюль. Он пробежал сквозь ветвистые никелированные заросли гардеробной и мимо закрытой табельной доски, надеясь за счет высокой скорости избежать встречи с табельщицей.
Однако маневр не удался. Табельщица, хорошенькая Надюша, была на месте. А около нее почему-то сидел инженер Костюков, недосягаемо прекрасный в кремовых брюках и новой зелено-желтой ковбойке навыпуск. Он неторопливо развлекался, отпуская девушке комплименты в духе XVIII века: увлечение Матвеевым еще не прошло. Надюша не все понимала, но ей очень нравилось: она прыскала в ладошку.
При виде Валерки Юра величественно взглянул на часы и сказал:
— Нади́н, отметьте, пожалуйста — опоздал из отпуска на одиннадцать минут и имеет нераскаянный вид.
«Ты-то что здесь делаешь?» — непочтительно подумал Валерка, но вслух сказал первое, что пришло в голову:
— Юрий Тимофеевич, троллейбус…
— Ах, троллейбус! — Юра понимающе закивал. — Конечно, конечно, я как-то не подумал. Есть прекрасные стихи: «Почему же, отчего же опоздал на час Сережа? Мы в трамвае ехали, собаку переехали…» Ну, и так далее, там очень интересно получилось. Впрочем, судьба милостива к лодырям. Придется с Агнии Барто переключиться на Николая Тихонова…
Тут Юра откинул голову, простер длинную руку и продекламировал: