Экипажи готовить надо

Он видел только атакующих и свои неподвижные цепи, молча стоящие на склонах холма. Он видел потом, как девчонки и мальчишки сдвинули плечики, сплелись руками; видел, как наступающие накатились на эту упругую трепещущую стенку; как двум крепышам удалось прорваться к последней третьей цепи, где они и были «уничтожены».

Однако заградительный отряд, добивая атакующих, совсем рассеялся, и Мария Стюарт никак не могла собрать его.

Тогда-то от кустов слева крупными скачками понеслись к холму мальчишки старшего отряда.

«Главные силы!» — решил Иван и закричал, сделав ладони рупором:

— Люда! Пинигина! На левый фланг! Быстро на левый фланг!

И это была ошибка.

Как только поредевший заградительный отряд схватился с атакующими слева, главные силы вырвались там, где был самый короткий перебег от леса к холму. Они шли сплошной лавой, шли под барабанную дробь, они хорошо знали свою задачу, они быстро приближались, и во главе их была Таня Рублева.

Иван знал, что Таня отличный стратег.

— Отставить, Пинигина, отставить! — что было мочи закричал он, когда прошла минута растерянности. — Отставить, говорю, направо гляди, направо!

Таня Рублева, вся всклокоченная и красная, придерживая на носу очки, врезалась со своими хорошо обученными штурмовиками в цепи защитников. Это был напор, таран, тайфун! На мгновение Ивану показалось, что синие береты поглотили его малышек. Их цепи прогнулись, попятились, стали рваться. Однако защитники не пали духом, они сдирали белые нашивки, работая руками, ногами, всем телом, не исключая, наверное, ногтей и зубов; вокруг холма стоял писк, кряхтенье, выкрики, треск материи и ниток; холм окружила сплошная кольцеобразная свалка. Вот цепкие руки облепили Таню Рублеву, впились в ее синюю куртку, в знаменитые техасы, вот уже тянется рыжая гвардейка к белой нашивке и «с мясом» отдирает ее от синего рукава, вот другая чья-то рука стаскивает с Таниного носа очки…

Тут Иван в изнеможении присел.

Но в следующую же минуту ему стало не до смеха. Таня ощупью выбралась из схватки и, сдернув с себя красный галстук, отчаянно засигналила им.

«Резерв!»

— В цепи, в цепи, чтоб вас!!! — закричал Иван уже охрипшим голосом и бросился растаскивать кучи малы, восстанавливать цепи, призывая защитников к хладнокровию.

Едва успел наладить жиденькую оборону, как новая волна атакующих обрушилась на нее. Танины очки опять сидели на носу и поблескивали совсем уже близко.

— Татьяна Георгиевна, как не стыдно! — возмутился Иван: — Вы же убиты, вы же мертвы!

Но Таня ничего не слышала, она отдавала команды, подталкивала штурмовиков вперед и, как никогда, походила на Гавроша. Стенка защитников была просто-напросто отброшена. Вражеский солдат, красный как морковка, вылез из свалки и, не поднимаясь даже с четверенек, покарабкался к древку. На душе у Ивана стало тоскливо. «Проиграли к чертям!» — подумал он.

Но тут на холм с другой стороны выскочила Зоенька, бывшая посредником между воюющими армиями.

— Коне-ец! — крикнула она и три раза выстрелила из стартового пистолета.

Все застыли. И в наступившей тишине отчетливо стал слышен захлебывающийся горн, который извещал обе армии о том, что знамя группировки «юг» захвачено, а генерал Филимонов Эдуард Николаевич взят в плен.

— Ур-рр-ра-а! — прокатилось по распаренным, взмокшим и взлохмаченным защитникам.

Полковник Рублева с досады плюнула и пошла прочь.

— Ну, Татьяна Георгиевна… — Иван догнал ее и зашагал рядом. — Задала ты нам жару. Не атака, а блеск!

— Ой, ехида! — Таня, решив, что над ней смеются, даже приостановилась. — Да если бы не этот упрямый осел Филимонов, посмотрели бы еще, кто кого? Говорила же олуху: усиль оборону! Так нет, уперся: лучшая, говорит, оборона — это наступление…

— Таня, — сказал Иван, — да ей-богу, совесть твоя чиста. Ты сделала все, что могла, и даже больше. Ведь разнесла же мои цепи в пух и прах. И не будь у меня такого молодца, как Юрка Ширяев…

— Нет, ты это серьезно? Ничего была атака? — Таня пристально посмотрела на него.

— Взгляни, — Иван показал на растрепанных, грязных и раскрасневшихся защитников, которые шумной толпой направлялись в лагерь.

Таня взглянула, и оба рассмеялись. Подошел Юрий Павлович и, укладывая камеру в чехол красной кожи, сказал, что он прямо-таки в восторге от кадров, которые удалось отснять.

В лагерь пошли вместе. Иван хотел поскорее увидеть Юрку Ширяева и услышать рассказ, как это случилось, как ему, Юрке, удалось прорваться?

Поглядев на старшего, молча шагающего рядом, Иван вспомнил свои вчерашние раздумья у костра и неожиданно для самого себя сказал:

— Слушай, Юрий Павлович… А я ведь решил остаться в лагере. Остаюсь… еще на одну смену.

— Да-а? — удивился старший, замедляя шаги.

И вдруг краска залила его постоянно бледное и невозмутимое лицо, он даже как-то весь растерялся, даже сосну задел плечом.

— А… как же с экзаменами?

— Да сдам я экзамены! — ответил Иван, не замечая перемен, происшедших со старшим. — Подумаешь, сложность…

И опять пошли молча, каждый думая о своем.