Екклесиаст

– Да просто потому, что только после его встречи с настоящей Единственной он смог стать Проповедником. Бывает и так. Собственно, у вас то же самое, с той лишь разницей, что его никто не уговаривал. Одной из самых спорных и по сю пору читаемых книг у него считаются «Столетия». Вам не мешает познакомиться хотя бы с тридцать пятым катреном первого столетия.

Сен-Жермен взмахнул рукой, будто дирижировал словарным оркестром, и по стене пробежала бегущая строка:

Молодой лев одолеет старого
на поле битвы в одиночной дуэли.
Он выколет ему глаза в золотой клетке.
Два перелома – одно. Потом умирает жестокой смертью.

– И надо так случиться, что меньше всех на это предсказание отреагировал тогдашний король Франции Генрих II, – граф снова сделал движение рукой, и строчки на стене исчезли. – А что его сумело бы взволновать? Войн нет, смут, волнений – и подавно. Кто же говорит о несуществующем? Существенным был ближайший королевский турнир. Правда, не на боевых, а на тупых копьях, зато никакой смерти не должно было быть ни при каких обстоятельствах. Многие материалисты или безбожники непременно всё свалят на случай, только ничего в этом мире случайного нет и быть не может, хотя бы следуя законам природы. И вы, мой друг, знаете это не хуже меня. Впрочем, зачем я пустым соловьём разливаюсь? Посмотрите сами: ни тогда, ни после битвы равнодушных уже было не найти.

Глава 3

Граф опять взмахнул рукой, словно в ней была зажата дирижёрская палочка – что поделать, одни из бороды волоски выдирают, другие – руками размахивают. Тут синяя западная дверь заскрипела, будто давно не открывалась, но ржавые петли подчинились приказу Сен-Жермена. За дверью виден был какой-то стадион, правда, несколько диковинный и не такой большой, как нынешние. В сопровождении графа я вошёл в дверь, однако мой провожатый остался внутри зала свиданий. Сказал только:

– Помните ли вы Иисусову молитву? Произнесите вслух, коли захотите сюда вернуться. Я думаю, первое приключение подскажет вам одно из направлений жизненных путей. Что поделать, без этого никак нельзя. Опыт есть опыт.

Он захлопнул за мной скрипучую железную створку, а я так и остался стоять, боясь, что привлеку нежелательное внимание топчущихся неподалеку стражников по поводу своей одежды: на мне были джинсы, кроссовки и ярко-красного цвета рубашка. Она, видимо, меня и выручила, потому что ни головного капюшона, ни кожаных штанов, которые обтягивали ноги у большинства присутствующих, мне взять было неоткуда. Совсем рядом прохаживался ещё один стражник, вооружённый коротким мечом и копьём. Фигура инородного одинокого человека всё же заинтересовала его.

– Англичане вон там, у того шатра, – махнул он рукой, затянутой в кольчужную рукавицу.

Я послушался и стал пробираться среди стоящей по обочинам стадиона толпящейся публики. С трёх сторон площадь окружали многоступенчатые трибуны, места на которых полагались, видимо, горожанам, имеющим луидор-другой за позволение разместиться каждому уважаемому среди очень уважаемых и поближе к августейшим особам.

Мне туда было не надо. Показавший дорогу стражник, посоветовал отыскать англичан. Значит, в этих краях я мог сойти за какого-нибудь йомена или же наёмника английской породы. Тем более, что ирландская и шотландская гвардии во все века числились в наймитах у доблестных французов. Это было уже хорошо, потому что объяснить кто я и откуда не смог бы никому. В лучшем случае, наградой таким оправданиям и пояснениям мог стать яркий лучезарный костёр на городской площади. Французам не привыкать сжигать, кого попало ради простого любопытства или чтобы врагам и колдунам неповадно было. Недаром же всего сто лет назад они предали огню Жанну д’Арк, спасшую родину от столетней войны с англичанами, то есть с «моими предками», раз я попал в английскую команду.

Возле разноцветного в красную и зелёную полоску шатра собралось множество разношерстных воинов. У некоторых поверх кольчуг красовались на плечах лёгкие камзолы с капюшонами ярко-жёлтой, либо ядовито-красной раскраски. Это меня устраивало больше всего. Никто не обратит внимания на мою странную нездешнюю одежду.

Шатровый стражник, также одетый в разухабистую красно-зелёную накидку поверх кольчужных лат, сказал, что они англичане. Самое интересное, их диковинное лопотание, как и французское, я понимал так же свободно, как и слова заговорившего со мной воина. Отныне языковой барьер сломан для меня. Вероятно, это подарок графа или просто его же завлекалочка?