Эклиптика

Я инстинктивно отвернулась и задвинула дверцу – глупый защитный рефлекс. В висках застучала кровь, и от волнения я не сразу смогла собраться с мыслями. Гирлянды уничтожены, несколько дней работы коту под хвост – меня должно было трясти от ярости, но я не чувствовала ничего, кроме беспокойства за мальчика. Я поспешила за одеялом, чтобы его укрыть.

Раздвинув одежду на вешалках, я обнажила его бледное юное тело. Мальчик не шелохнулся. Никогда еще я не видела его таким умиротворенным: веки смежены, рот приоткрыт. На широкой груди голубоватые мазки, мерцающий боевой раскрас, покрывающий также бедра, голени и предплечья. Я как могла оберегала его целомудрие, но он лежал в такой неуклюжей позе, что все было выставлено напоказ. Он был не таким куцым, как натурщики, которых я рисовала в художественной школе, и, в отличие от мужчин, с которыми я спала, не обрезан.

Я завернула мальчика в одеяло, а концы, как у тоги, закрепила на плече. Пока я все это проделывала, он несколько раз стукнулся головой о стенку, но даже это его не пробудило. Я включила свет и громко окликнула его – все без толку. Оставалось только одно – плеснуть ему в лицо водой.

Я думала, мальчик мигом очнется, но он долго морщился, моргал и отплевывался, постепенно приходя в себя. Заметив меня с графином в руке, он натянул одеяло повыше и пробормотал:

– Мля… Опять? – В его взгляде читалась усталость, щемящее осознание. Хотя у него все лицо было мокрое, мне показалось, что на его глазах выступили слезы. – Давно?

– Что “давно”?

– Давно я тут?

Он будто привык просыпаться в странных местах, в чужих домах.

– Судя по всему, с ужина. У тебя выдался занятный вечерок. (Мальчик уныло кивнул.) Выходи. Я налью тебе чаю.

– Простите, ради бога. – Он проверил, все ли прикрывает одеяло. Оно почти доходило до колен. – Не знаю, как я сюда попал, но, если я что-то сломал, клянусь, я все починю!

– Я сама виновата. Дверь не заперла.

– Нет, серьезно, Нелл. Мне жутко стыдно, что вам пришлось со мной возиться. – Его голос был кротким и хриплым. – А у вас полотенца не найдется?

– Там на полке целая стопка, у тебя над головой.

Он потянулся за полотенцем. Я занялась растопкой печки и чаем.

– Не знаю, помнишь ты или нет, – крикнула я, стоя у раковины, – но ты изрядно покуролесил. Эндеру придется менять портьеры в вестибюле. Не так-то просто оттереть с бархата айран.

Мальчик вышел из чулана, волосы слипшиеся и взъерошенные.

– Хаос следует за мной по пятам. – Он остановился в резком свете лампы и понюхал ладони. – Кстати, у вас в чулане грибы растут. Кажется, я почти все передавил.

– Правда? (Дрова в печи задымились.) Наверное, это из-за сырости. Я скажу Ардаку, чтобы посмотрел.

– Вообще-то пахнет не так уж плохо. Я перемазывался кое в чем и похуже. – Он оглянулся на месиво на полу чулана. – Но мне правда стыдно, что я развел такой бардак. И за… Ну вы поняли. – Он откашлялся. – Спасибо за одеяло.

– А одежда твоя тоже где-то тут?

– Вероятно.

– Ладно, если найду, отдам.

Мальчик ничего не ответил. Подошел к печке. Руки, в гусиной коже, скрещены на груди.

– Мы с Мак встретили тебя на лестнице у столовой. Поначалу ты нас вроде бы слышал, а потом взял и убежал. Ты все просил помочь тебе выбраться.

– Извините.

– Да ничего страшного, но… Выбраться откуда?

Мальчик медленно опустился на колени.

– Иногда я застреваю у себя в голове. – Его нижняя губа отвисла, словно под тяжестью этих слов. Он поднес ладони к печке и уставился на меня снизу вверх. – Не знаю, как вам объяснить. Вы когда-нибудь бывали в огромных американских отелях? Вроде “Нью-Йорк Хилтон”. Тысячи запертых дверей, и все одинаковые, лестницы и лабиринты коридоров, лифты, которые ездят вверх и вниз, вверх и… Уф! Даже представить страшно. Папа брал меня с собой в такие вот места. Как их вообще строят? – Он сделал круглые глаза. – Теперь представьте такой отель, только пустой. Все лифты сломаны, чинить их некому, и непонятно, какая лестница куда ведет. Вот что обычно творится у меня в голове.

– Мак думает, что ты под наркотиками, – сказала я. – И, если честно, я ее не виню.

Он усмехнулся, но ничего не ответил.

– Пожалуйста, скажи, что это не так.

– Ну не знаю. – Пальцами он разделил волосы на пробор. – Похоже было, что мне весело?

– Нет.

– Вот видите. Кто станет принимать наркотики, от которых одни страдания? – Он уселся по-турецки и стал растирать стопы. – Я с детства хожу во сне, честно. Когда мне было восемь или девять, я частенько просыпался в соседском подвале. Мог доехать на велике аж до Хэмпстеда. А один раз забрался в мусорный контейнер, меня там чуть не придавило старыми плинтусами. А сколько шкафов и чуланов я перевидал…

– И ты всегда голый?

– Только с недавних пор, – усмехнулся он. – Спасибо, что больше не мочусь. – Окинув комнату взглядом, он заметил плиту с курантом и заготовленные квадратики холста. – Вы собирались работать, да? Извините. Я тогда пойду.

– Хватит извиняться.

Он попытался встать.

– Сиди. Будем пить чай. Поработаю потом.