Экобаба и дикарь

— Бросит? Я не вещь, и у меня с ним пока ничего особого нет. Подумаешь — переспали!.. Мачо, кстати, в сто раз обидчивее.

— Ну и поссорился с тобой, не звонит. Хочешь, чтоб и этот тоже?.. Мне лично кажется, что тебе лучше иметь отношения с немцем: и в кино сходить, и в гости, и в ресторан, и деньги у них есть, и свои они, и на людях не стыдно показаться… А иносранцы… Одни проблемы от них, не наших понятий люди… Тебе лучше его бросить, пока он тебя не прирезал, — зловеще закончила Ингрид, а я подумала, что она права: отношения не вернуть в прежнее состояние, да и вряд ли нужно, и пусть лучше все кончится хорошо и красиво, без дрязг и ссор.

Напоследок она сообщила, что едет с обоими любовниками на Рождество в Каир:

— Египет — это так интересно! Я все буду снимать на видео. У Лизуна хорошая камера, а Ебун в свое время занимался фотоделом, так что он тоже умеет снимать. А Домашнее Животное наказано, дома будет сидеть.

— Слушай, я хотела спросить… Как ты с ними в поездке управляешься, с двумя?

Ингрид захохотала:

— Проще простого. Один день с одним сплю, другой — с другим. Ну, чао-чао, когда приеду — встретимся!.. Пока!

Сразу после Ингрид зазвонил телефон.

— С кем ты, бог мой, столько болтала — я уже полчаса звоню? — спросил Курт, и нотки его голоса мне не понравились.

— А в чем дело?.. Я, кажется, сама плачу за свой телефон? — отрезала я. Этого еще не хватает!.. Из новых немцев, прыткий.

— Конечно, конечно, извини, просто я звонил несколько раз, — пошел он на попятный, сбавил тон и перевел разговор на Рождество: что я собираюсь делать и где встречать.

— Я уезжаю, меня не будет, — сообщила я, прижав трубку к плечу и вынимая тарелки из раковины.

— Куда?

— Куда люди уезжают на Рождество?.. Домой. К родителям.

— Да? — разочарованно протянул он. — А я думал, что мы встретим его вместе. У Бога под боком.

— А ты не едешь домой? У вас там, в бывшей ГДР, Рождество разве не празднуют? — уколола я его.

Он сделал вид, что не заметил:

— Работы много: опыты надо проводить, шеф не отпускает. Даже ночью придется дежурить.

— О!.. И ты сидишь там?.. Ночью?.. Один?.. Это так романтично — ночь, луна, колбы!

Курт засмеялся:

— Приходи, когда вернешься. А что за посуда там у тебя стучит?.. У тебя что, люди?

— Да.

— Кто?..

— Мой любовник, — ответила я, съезжая по острию ножа.

— У тебя есть любовник? — удивился он.

— А что ты думал, я сидела и двадцать три года тебя ждала?

Он помолчал и сказал:

— Мне тебя будет не хватать. Что-то между нами есть, ты не чувствуешь?

— Да, пожалуй, как же иначе?.. Конечно, что-то есть. Только вот что? — не удержалась я.

— Любимая, — прошептал он. — Боже, как я тебя люблю!

— А вот этого тебе не следовало говорить, — разочарованно произнесла я.

— Почему, если это правда?

— Это слово не для игры. — Послушав, как он молчит, я добавила: — Когда приеду — увидимся. Не скучай!.. Счастливого Рождества тебе!

Он стал предлагать отвезти меня на вокзал. Но мне этого не хотелось. Деньги на такси у самой найдутся:

— Мне надо еще складываться, пока!

Любимая!.. Смотри на него! Как скоро! Опасное слово. Нечего его трепать. Еще бабушка учила, что нельзя сорить этим словом и что если оно выпало, вырвалось, вылетело — то будь добра отвечать за него. И не забывать, что после молодости следует зрелость, в которой придется пожинать плоды — или сладкие, или горькие, смотря что ты делала в молодости; и то, что кажется сейчас сладким, со временем может оказаться очень даже кислым.

Вызвав такси и выходя из дома, я проверила почтовый ящик, где нашла письмо от зверя. Он обязательно писал, когда мы ссорились. У меня собралось уже несколько его писем. И читать эти письма всегда было грустно. Я даже плакала тайком. Наверно, и это будет такое… щемящее.

Все-таки в этих южанах больше души, чем в наших, которые думают только о себе, карьере и деньгах. Но южане так утомительны, с ними много хлопот и проблем, а этого мне совсем не надо. Для чего? И так стресса много: курсовую сдала

— экзамен на носу. От экзамена отделаюсь — практика назревает. Семинары жмут, процентология изводит. Я цифры люблю, но иногда от них душу воротит.

8

Утром, как только он разлепил глаза, начали наползать мысли о ночном кошмаре — тягучие, тоскливые, серые, скользкие, последние. Значит, всё — конец. Окончательный конец. Полный крах.

Странно, как они вообще так долго продержались вместе?.. Ведь он почти старик, а она молода. Он на чужбине, она — на родине. Он беден — она обеспечена. Его впереди ничего не ждет — перед ней открыты все дороги. И чего вообще можно от нее требовать, ничего не давая взамен, кроме своей персоны?.. И почему это он думает, что он лучше всех?.. Не быть бы худшим, а уж до лучшего далеко…

Мысли о ночном были так темны и смыкались так плотно, что их приходилось раздвигать почти силой, чтобы хоть как-то жить дальше. Так лежал он долго, с отвращением глядя на одну, давно висевшую криво, картину и слушая, как на кухне гремит посудой доктор Мукумба.