Экология разума

Я умножил свои преступления посредством создания еще нескольких концепций примерно той же степени абстракции, что и "этос": у меня были "эйдос", "структура культуры", "социология" - и со всеми ними я обращался так, словно они были конкретными сущностями. Я изображал отношения между этосом и структурой культуры наподобие отношений между рекой и ее берегами: "Река формирует берега, а берега направляют реку. Аналогично этос формирует структуру культуры и направляется ею". Я по-прежнему искал физические аналогии, но теперь положение было не совсем таким, как тогда, когда я искал аналогии ради получения концепций, которые мог использовать при анализе собранного материала. Теперь я искал физические аналогии, которые мог использовать при анализе своих собственных концепций, а это гораздо менее приемлемое занятие. Я, разумеется, не имею в виду, что другие науки не могут помочь в попытках исправить ваше мышление - они, несомненно, могут. Например, физическая теория размерностей может оказать огромную помощь в этой области. Я имею в виду, что когда некто ищет аналогии для прояснения материала определенного рода, то бывает неплохо узнать, каким образом анализировался аналогичный материал. Но когда некто ищет прояснения своих собственных концепций, ему следует искать аналогии на равном уровне абстракций. Тем не менее, мне нравились эти сравнения с реками и их берегами, и я относился к ним совершенно серьезно.

Здесь я должен ненадолго отклониться, чтобы описать мыслительный и речевой трюк, который нахожу полезным. Когда я сталкиваюсь с неясным понятием и чувствую, что время для его строгого выражения еще не пришло, я придумываю для его обозначения некоторое расплывчатое выражение и не пытаюсь предрешать вопрос, наделяя понятие слишком значащим термином. Таким образом, я наскоро присваиваю ему какой-то короткий конкретный общеупотребительный термин, скорее англо-саксонский, чем латинский. Я говорю о "веществе" культуры, о "частичках" культуры или об "ощущении" культуры. Эти короткие англо-саксонские термины имеют для меня определенный привкус, который постоянно напоминает мне, что стоящие за ним концепции туманны и ожидают анализа. Этот трюк подобен завязыванию узелка на носовом платке, однако имеет то преимущество, что по-прежнему позволяет мне, если можно так выразиться, продолжать использовать носовой платок для других целей. Я могу продолжать использовать туманную концепцию в ценном процессе расплывчатого мышления, при постоянном напоминании, что мои мысли являются расплывчатыми.

Однако эти сравнения этоса с рекой, а культурных формулировок или "структуры культуры" с ее берегами не были англо-саксонскими "напоминателями" о чем-то оставленном для позднейшего анализа. Они были, как я думал, реальными вещами, реальным вкладом в наше понимание работы культуры. Я считал, что существует один феномен, который можно назвать "этосом", и другой, который можно назвать "структурой культуры", и что эти два феномена работают совместно и оказывают друг на друга взаимное влияние. Все, что мне оставалось сделать - это разделить эти два вида феноменов, чтобы и другие люди могли проделывать тот же анализ, что и я.

Эти усилия по разделению я отложил на потом, поскольку, возможно, чувствовал, что проблема еще не вполне созрела, и продолжал культурный анализ. То, что я сделал, я по-прежнему считаю хорошей работой. Я хочу акцентировать последнее замечание; фактически значительный вклад в науку может быть сделан с весьма топорными и корявыми концептами. Мы можем смеяться над той неуместной конкретностью, которая кишит в каждом слове психоаналитических текстов, однако, несмотря на все путаное мышление, идущее от Фрейда, психоанализ остается выдающимся достижением, возможно, практически единственным достижением в нашем понимании семьи - монументом во славу важности и значения расплывчатого мышления.

В конце концов я закончил свою книгу о культуре ятмулов за исключением последней главы, написание которой должно было стать окончательным испытанием и обзором моих различных теоретических концептов и открытий. Я планировал, что эта глава будет включать некоторые попытки разделения того, чему я дал названия "этос", того, чему я дал название "эйдос", и т.д.

Я находился в состоянии, приближающемся к той панике на экзамене, которая ранее породила концепцию гомономии. Мне предстояло отплыть в очередную полевую экспедицию, и книгу нужно было закончить до отплытия. А книга не могла обойтись без каких-то ясных утверждений, касающихся взаимоотношений между этими моими концепциями.

Я процитирую то, что окончательно вошло в последнюю главу этой книги: "Я начал сомневаться в ценности моих собственных категорий и проделал эксперимент. Я выбрал три бита культуры:

a) вау (брат матери) дает пищу лауа (сыну сестры) - прагматический бит;

b) мужчина ругает свою жену - этологический бит;

c) мужчина женится на дочери сестры своего отца - структурный бит.