Экономическая история мира. Том 4. Экономика СССР в период с 1921 по 1929 годы. Деньги и Вторая мировая война. После Второй мировой войны: экономика ФРГ, Англии, Франции, США, Латинской Америки, Китая, Японии и Восточной Европы

В отличие от колониализма, выполняющего в том числе цивилизаторскую роль (колонисты несли с собой не только «меч», но и некоторые достижения материальной и духовной культуры), империализму присущ качественно иной характер. Он выражается в захвате или установлении контроля над новыми территориями, где «ничтожное меньшинство белых людей – чиновников, торговцев и промышленников – осуществляют свою политическую и экономическую власть над громадными ордами людей, рассматриваемых как низшая раса, неспособная пользоваться какими-либо реальными правами самоуправления в области политики или индустрии»[45]. Движущей силой империализма, по Гобсону, являются банки: «Богатство банкирских домов, размах их операций и их космополитическая организация делают их первыми и решительными сторонниками империалистической политики». При этом банки, «обладая самой большой ставкой в деле империализма и обширнейшими средствами, могут навязать свою волю международной политике»[46]. Гобсон в связи с этим подчеркивал: «Если частные интересы владельцев капитала могут столкнуться с общественными и привести к гибельной политике, то еще большую опасность представляют специфические интересы финансиста, главного дельца по размещению капиталов. Станет ли кто-нибудь утверждать серьезно, что европейские державы могут предпринимать большие войны или размещать крупные государственные займы без согласия банкирского дома Ротшильда или его союзников?»[47]

В свою очередь, Р. Гильфердинг, экономист и один из лидеров австро-германской социал-демократии, акцентировал внимание на то, что процесс монополизации постепенно охватывает сферу не только внутри-, но и межгосударственных отношений. Подобно тому как мелкие предприятия поглощаются монополиями, малые государства подпадают под влияние более крупных: «Дипломатия непосредственно состоит здесь на службе капитала, ищущего применения. Но пока мелкие государства еще не прочно «прибраны к рукам», они превращаются в арену необузданной конкуренции иностранного капитала. И здесь исход стараются решить политическими мерами. Политическая власть приобретает, таким образом, решающее значение в конкурентной борьбе, и прибыль финансового капитала непосредственно связывается с политическою силою государства. Важнейшей функцией дипломатии становится теперь представительство финансового капитала»[48].

Финансовых магнатов в проведении империалистической политики поддерживают не только государственные институты, им помогает многочисленная заинтересованная разношерстная «рать»: «…боевой состав реальных экономических сил, работающих в пользу империализма: большая группа лиц торговых и свободных профессий, ищущая выгодных дел и прибыльных занятий от расширения военной и гражданской службы, от расходов на военные операции, от новых территориальных владений и торговли с ними, от концентрации новых капиталов, в которых эти операции нуждаются, – и все они находят центральную руководящую и направляющую силу во власти финансового дельца… С уст их представителей не сходят благородные фразы, выражающие желание расширить сферу цивилизации, учредить хорошее управление, распространить христианство, уничтожить рабство и поднять низшие расы»[49]. Каждая из ведущих держав охвачена «во-первых…одними и теми же вожделениями политической экспансии и коммерческой наживы; во-вторых, преобладанием интересов финансовых, интересов денежного капитала над чисто торговыми интересами»[50]. Гильфердинг констатирует: «Стремление к приобретению колоний ведет к постоянно возрастающему антагонизму между крупными хозяйственными областями и оказывает в Европе решающее воздействие на взаимные отношения между отдельными государствами»[51].

Именно в этом заключается одна из главных причин милитаризации экономики ведущих европейских государств. Милитаризм, становясь естественным спутником империализма, отнюдь не сводится только к ускоренному развитию вооруженных сил. Известный теоретик и практик марксизма К. Либкнехт, в частности, отмечал, что «милитаризм выступает, во-первых, как сама армия, а за пределами армии – как система охватывающая все общество посредством сети милитаристических и полумилитаристических учреждений <…> далее он выступает как система пропитывания всей общественной и частной жизни народа милитаристическим духом, чему также упорно и утонченно церковь, школа и в известной мере тенденциозное искусство, а также пресса, жалкая продажная литературная сволочь, и тот ореол, которым в обществе старательно окружалось “наше блистательное воинство”»[52].