Экономическая наука в тяжелые времена. Продуманные решения самых важных проблем современности

Политика часто стоит на плечах хорошей и плохой экономической теории (и социальных наук в целом). Представители общественных наук писали о безумных амбициях дирижизма советского образца, о необходимости освободить джинна предпринимательства в таких странах, как Индия и Китай, о потенциальной экологической катастрофе и необычайной силе сетевых связей задолго до того, как это стало очевидным для всего мира. Умные филантропы опирались на хорошую социальную науку, когда настаивали на бесплатном предоставлении антиретровирусных препаратов пациентам с ВИЧ в развивающихся странах, чтобы обеспечить их гораздо более широкое применение и спасти миллионы жизней. Хорошая экономическая наука возобладала над невежеством и идеологией, обеспечив раздачу обработанных инсектицидами противомоскитных сеток в Африке, а не их продажу, тем самым сократив детскую смертность от малярии более чем наполовину. Плохая экономическая наука поддерживала грандиозное одаривание богатых и сжатие программ социального обеспечения, продавала идею о том, что государство бессильно и коррумпировано, а бедные ленивы, и проложила путь к нынешнему тупику взрывающегося неравенства и разгневанной инертности. Зашоренная экономическая наука рассказывала нам, что международная торговля хороша для всех и обеспечивает экономический рост повсюду. Она требует лишь более усердной работы и стоит всей той боли, которую может принести. Слепая экономическая наука просмотрела взрыв неравенства во всем мире, растущую социальную фрагментацию, которая пришла с ним, и надвигающуюся экологическую катастрофу, удержав от противодействия им, возможно, необратимо.

Джон Мейнард Кейнс, идеи которого преобразовали макроэкономическую политику, писал: «Люди практики, которые считают себя совершенно неподверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад»[682]. Идеи сильны. Идеи направляют изменения. Одна только хорошая экономическая теория не спасет нас. Но без нее мы обречены повторять ошибки вчерашнего дня. Невежество, интуиция, идеология и инертность в совокупности дают нам ответы, которые выглядят правдоподобными, обещают многое и предсказуемо нас обманывают. Увы, история показывает нам снова и снова, что побеждающие в конечном итоге идеи могут быть как хорошими, так и плохими. Мы видим, что идея о том, что открытость к миграции неизбежно разрушит наши общества, похоже, побеждает в наши дни, несмотря на все доказательства обратного. Единственное, что мы можем противопоставить плохим идеям, – это сохранять бдительность, не поддаваться соблазну «очевидного», скептически относиться к обещаемым чудесам, исследовать факты, терпеливо преодолевать сложности и честно говорить о том, что мы знаем и что мы можем узнать. Без такой бдительности, разговоры о многогранных проблемах превращаются в лозунги и карикатуры, а анализ политики подменяется шарлатанством.

Наш призыв обращен не только к академическим экономистам – он обращен ко всем тем, кто хочет лучшего, более разумного, более гуманного мира. Экономика слишком важна, чтобы оставлять ее экономистам.

Благодарности

Все книги являются продуктом многих умов, а к этой книге это относится еще в большей степени, чем в большинству. Чики Сокар вдохновляла нас еще до того, как мы сами решили, в какую сторону направить свои усилия. Ее энтузиазм, живой ум и вера в наши способности руководили и поддерживали нас на протяжении всего этого проекта. Чуть позже к проекту присоединился Эндрю Уайли. Возможность опереться на его огромный опыт придала нам уверенности в дальнейшей работе. Нил Мукерджи прочитал всю рукопись в первой, еще сырой, версии и дал нам несколько подсказок, советов по стилю и, прежде всего, заверил нас, что это та книга, которую стоило написать и, возможно, даже и прочитать. Мэдди Маккелуэй проделала огромную работу, чтобы убедиться, что каждый факт в рукописи проверен и правильно процитирован и что каждое предложение имеет (по крайней мере какой-то) смысл. Клайв Праддл, как и при работе над предыдущей книгой, прекрасно понимал, куда мы стремимся попасть, часто даже раньше, чем мы сами. Его редакторская работа превратила нашу рукопись в книгу.