В 2010 году Пол Кругман назвал политику Китая «наиболее искажающей политикой обменного курса, которую когда-либо проводила любая крупная страна». Это обошлось дорого – уже обладая валютными резервами в 2,4 триллиона долларов, Китай ежемесячно увеличивал их на 30 миллиардов[151]
. Учитывая, насколько хорошо китайцы экспортировали и насколько бережливы китайские потребители, в Китае существовала естественная тенденция продавать больше, чем покупать, и это должно было бы подтолкнуть валютный курс вверх и остановить рост экспорта. Политика не позволила этому случиться.Была ли подобная политика поощрения экспорта благотворной для экономики? Вполне возможно, что она помогла экспортерам, повысив их прибыль в юанях (если вы продаете свою обувь за определенную сумму в долларах, то чем ниже обменный курс, тем больше вы получаете за нее местной валюты). Это облегчало им возможность поддерживать долларовую цену своего экспорта на низком уровне, что поощряло иностранцев покупать китайскую продукцию и тем самым способствовало укреплению ее репутации. Также это помогло экспортерам накопить больше капитала и нанять больше новых работников.
С другой стороны, все это происходило за счет китайских потребителей, которым приходилось платить за переоцененные импортные товары (что является обратной стороной слабости валюты). Трудно сказать, что произошло бы, если бы эта политика не была принята. Во-первых, китайское правительство также приняло ряд других благоприятствовавших экспортерам политических мер. Китай продолжал оставаться конкурентоспособным и когда он перестал манипулировать своей валютой после 2010 года. Во-вторых, даже если бы экспорт расширялся медленнее, внутренний рынок мог бы расти быстрее и поглотить излишки. Китай и сегодня экспортирует лишь около 20 % своего ВВП, остальное идет на местное потребление.
Даже если стимулирование экспорта действительно сработало в Китае – а оно могло и не сработать – для многих других стран успех подобной политики маловероятен, по крайней мере в ближайшем будущем. Отчасти проблема заключается в самом Китае, достижения и огромные размеры которого снижают возможности его последователей. Хрупкость процесса приобретения репутации, критическая важность правильных связей, а также прерывистость пути к успеху, – все это заставляет нас задуматься, является ли стремление ворваться в международную торговлю подходящим путем развития для средней бедной страны.
Книга Дж. Д. Вэнса «Элегия хиллбилли», вышедшая в 2016 году, – это плач о забытых людях Америки, но при ее чтении можно почувствовать глубокую амбивалентность автора по поводу того, насколько сами жертвы современности виноваты в своих бедах[152]
. Отчасти экономическое опустошение региона Аппалачия, где разворачивается действие книги, произошло из-за торговли с Китаем. Ущерб, нанесенный международной торговлей бедным людям, соответствует выводам теоремы Столпера – Самуэльсона: в богатых странах страдают именно рабочие. Что удивительно, так это то, насколько географически сконцентрированными оказались эти страдания. Забытые люди живут в забытых местах.Подход, использованный Петей Топаловой для изучения воздействия либерализации торговли на округа Индии, был воспроизведен Дэвидом Аутором, Дэвидом Дорном и Гордоном Хансоном для Соединенных Штатов[153]
. Китайский экспорт в основном сосредоточен на продукции обрабатывающей промышленности, а среди этой продукции – на определенных классах товаров. Например, в секторе одежды в США продажи некоторых товаров, таких как женская неатлетическая обувь или водонепроницаемая верхняя одежда, полностью контролируются Китаем, но в отношении других товаров, таких как ткани с покрытием, из Китая практически ничего не поступает.