Экономическо-философские рукописи 1844 г.

Во-вторых, здесь заключено то, что поскольку самосознательный человек познал как самоотчуждение и снял духовный мир – или всеобщее духовное бытие своего мира, – он всё же снова утверждает его в этом отчуждённом виде, выдаёт его за своё истинное бытие, восстанавливает его, уверяет, что он в своём инобытии как таковом находится у самого себя. И таким образом, после упразднения, например, религии, после признания в религии продукта самоотчуждения он всё же обретает себя подтверждённым в религии как религии. Здесь заключается корень ложного позитивизма Гегеля, или его лишь мнимого критицизма, – то, что Фейербах называет полаганием, отрицанием и восстановлением религии или теологии, но что следует рассматривать в более общем виде. Таким образом, разум находится у самого себя в неразумии как неразумии. Человек, понявший, что в праве, политике и т. д. он ведёт отчуждённую жизнь, ведёт в этой отчуждённой жизни как таковой свою истинную человеческую жизнь. Таким образом, истинным знанием и истинной жизнью оказывается самополагание, самоутверждение в противоречии с самим собой, в противоречии как со знанием, так и с сущностью предмета.

Таким образом, теперь не может уже быть и речи о том, что Гегель просто приспосабливался к религии, к государству и т. д., так как эта ложь есть ложь его принципа.

Если я знаю, что религия есть отчуждённое человеческое самосознание, то я знаю, стало быть, что в ней, как в религии, утверждается не моё самосознание, а моё отчуждённое самосознание. Значит, я знаю, что моё, принадлежащее самому себе, своей сущности, самосознание утверждается не в религии, а, наоборот, в уничтоженной, упразднённой религии.

Поэтому у Гегеля отрицание отрицания не есть утверждение истинной сущности посредством отрицания мнимой сущности, а представляет собой утверждение мнимой или отчуждённой от себя сущности в её отрицании, или отрицание этой мнимой сущности как предметной, находящейся вне человека и не зависящей от него сущности и превращение её в субъект.

Поэтому своеобразную роль играет у него снятие, в котором соединены как отрицание, так и сохранение, утверждение.

Так, например, в гегелевской философии права снятое частное право равняется морали, снятая мораль равняется семье, снятая семья равняется гражданскому обществу, снятое гражданское общество равняется государству, снятое государство равняется всемирной истории. В реальной действительности частное право, мораль, семья, гражданское общество, государство и т. д. продолжают существовать по-прежнему, они только стали моментами, формами существования и наличного бытия человека, которые не имеют силы изолированно друг от друга, отменяют друг друга, порождают друг друга и т. д. Моменты движения.

В их действительном существовании эта их подвижная сущность скрыта. Она обнаруживается, раскрывается впервые только в мышлении, в философии, и поэтому моё истинное религиозное бытие есть моё бытие в философии религии, моё истинное политическое бытие есть моё бытие в философии права, моё истинное природное бытие есть моё бытие в философии природы, моё истинное художественное бытие есть моё бытие в философии искусства, моё истинное человеческое бытие есть моё бытие в философии. Таким же образом истинное существование религии, государства, природы, искусства это – философия религии, философия природы, философия государства, философия искусства. Но если истинным бытием религии является для меня только философия религии и т. д., то я поистине религиозен лишь в качестве философа религии и таким образом я отрицаю действительную религиозность и действительно религиозного человека. Однако в то же время я их и утверждаю, отчасти в рамках моего собственного бытия или в рамках того чужого бытия, которое я им противопоставляю (ибо это есть лишь философское выражение их самих), отчасти же в их собственной первоначальной форме, ибо я считаю их только кажущимся инобытием, аллегориями, скрытыми под чувственными оболочками формами их собственного истинного, т. е. моего философского бытия.