Экономическо-философские рукописи 1844 г.

Положительная сторона сделанного здесь Гегелем в его спекулятивной логике заключается в том, что определённые понятия, всеобщие неподвижные формы мышления представляют собой в их самостоятельности по отношению к природе и духу необходимый результат всеобщего отчуждения человеческой сущности, а значит и человеческого мышления, и что Гегель поэтому изобразил их как моменты процесса абстракции и представил как связное целое. Так, например, снятое бытие есть сущность, снятая сущность – понятие, снятое понятие… абсолютная идея. Ну а что такое абсолютная идея? Она, в свою очередь, опять-таки снимает самоё себя, если она не хочет опять проделать сначала весь акт абстракции и удовольствоваться тем, чтобы быть совокупностью абстракций или постигающей себя абстракцией. Но абстракция, постигающая себя как абстракцию, знает, что она есть ничто; она должна отказаться от себя, абстракции, и этим путём она приходит к такой сущности, которая является её прямой противоположностью, к природе. Таким образом, вся логика является доказательством того, что абстрактное мышление само по себе есть ничто, что абсолютная идея сама по себе есть ничто, что только природа есть нечто.

Абсолютная идея, абстрактная идея, которая, «рассматриваемая со стороны своего единства с собою, есть созерцание» («Энциклопедия» Гегеля, 3-е издание[67], стр. 222), которая «в своей абсолютной истине решается свободно отпустить из самой себя момент своей особенности, или первого определения и инобытия, непосредственную идею как своё отражение, т. е. решается из самой себя свободно отпустить себя в качестве природы» (там же), вся эта столь странно и причудливо ведущая себя идея, заставившая гегельянцев так страшно ломать себе голову, есть не что иное, как абстракция – т. е. абстрактный мыслитель, – которая, умудрённая опытом и уяснив себе свою собственную истинную суть, решается, под некоторыми – ложными и тоже ещё абстрактными – условиями, отказаться от себя и поставить на место своего у-себя-бытия (в силу которого она есть ничто), на место своей всеобщности и неопределённости своё инобытие, т. е. особенное, определённое; – решается свободно отпустить из самой себя природу, скрывавшуюся в ней только в качестве абстракции, в качестве мысленной вещи, т. е. покинуть абстракцию и взглянуть наконец на свободную от неё природу. Абстрактная идея, становящаяся непосредственно созерцанием, есть не что иное, как такое абстрактное мышление, которое отказывается от себя и решается стать созерцанием. Весь этот переход от логики к философии природы есть не что иное, как столь трудный для абстрактного мыслителя и поэтому столь фантастически описываемый им переход от абстрагирования к созерцанию. Мистическое чувство, которое гонит философа из области абстрактного мышления в сферу созерцания, это – скука, тоска по содержанию.

(Отчуждённый от самого себя человек это также – отчуждённый от своей сущности, т. е. от своей природной и человеческой сущности, мыслитель. Поэтому его мысли – это какие-то застывшие духи, обитающие вне природы и вне человека. Гегель собрал воедино и запер в своей «Логике» всех этих застывших духов, рассматривая каждого из них сперва как отрицание, т. е. как отчуждение человеческого мышления, а затем как отрицание отрицания, т. е. как снятие этого отчуждения, как действительное проявление человеческого мышления; но находясь само ещё в плену отчуждения, это отрицание отрицания есть отчасти восстановление первоначальных застывших духов в их отчуждении, отчасти остановка на последнем акте, отнесение себя к самому себе в отчуждении, как истинном бытии этих застывших духов[68]; отчасти же, поскольку эта абстракция постигает самоё себя и испытывает бесконечную скуку от самой себя, отказ от абстрактного, только в мышлении движущегося мышления, существующего без глаз, без зубов, без ушей, без всего, выступает у Гегеля как решение признать в качестве сущности природу и отдаться созерцанию.)