Экономика добра и зла

Сегодня деньги и долг проникли так глубоко в ткань общества и достигли такого доминирующего положения, что, манипулируя долгом (фискальная политика) или процентом по кредиту и денежной массой (монетарная политика), можно до определенной меры влиять на все, что происходит в социуме. Деньги играют уже не только свою классическую роль (средство обмена, мера стоимости), но и намного более значимую и эффективную: могут стимулировать, подгонять (или, наоборот, замедлять) всю экономику. Существует даже направление экономической мысли, у которого деньги присутствуют прямо в его названии: «монетаризм». В соответствии с учением этой школы, представленной в первую очередь Милтоном Фридманом, управление денежной массой является основным способом регулирования экономической активности. Такое вмешательство в хозяйственную жизнь возможно лишь в исключительно монетизированном обществе, ключевой характеристикой которого является зависимость от долгов и процентов по ним.

Кстати, банкноты и монеты (то есть символические средства обращения) нам не принадлежат[280]. Они являются собственностью национальных банков, и именно поэтому их нельзя подделывать (а также печатать свои: в этом случае законы конкуренции просто не действуют)[281]. Более того, нет возможности деньги игнорировать, не принимать, не уважать.

Деньги как энергия: путешествие во времени и ВВП

Добавим сюда же, что не только ветхозаветная религия порицает получение процентов по кредиту: такая традиция сильна и в античной литературе, в первую очередь у Аристотеля. Он осуждал взимание процентов не только с моральной, но и с метафизической точки зрения[282]. Фома Аквинский разделял боязнь оплаты пользования чужими деньгами и утверждал, что время нам не принадлежит, потому мы не имеем права требовать выплаты процентов.

Отношения между деньгами и временем сами по себе весьма интересны. Деньги можно считать энергией, умеющей, кроме всего прочего, путешествовать во времени. Она очень полезна, но одновременно и небезопасна. Как только вы ее помещаете в любое место пространственно‑временного континуума, там сразу что‑то начинает происходить. Деньги как форма энергии могут перемещаться в трех измерениях. Во‑первых, в социально‑вертикальном (обладающие капиталом ссужают его не имеющим накоплений, покупающие — продающим). Во‑вторых, в горизонтальном (скорость и свобода горизонтального, то есть географического, перемещения стали побочными результатами — или главными тружениками — глобализации). Но деньги (в отличие от людей) могут путешествовать еще и во времени, и именно процент дает им возможность делать это легко и в массовом порядке. Деньги — конструкция абстрактная, и, следовательно, они не привязаны ни к материи, ни к пространству, ни даже к определенному моменту. Таким образом, в материальном виде деньги якобы не существуют, они бытуют на другом уровне, в роли общепризнанной (и поддерживаемой доверием) социальной фикции. Достаточно одного слова, письменного или даже устного обещания («начинайте, я оплачу»), и в Дубае могут начать строить мегаломанский небоскреб. Естественно, что банкноты и монеты сами перемещаться во времени не могут, но ведь они лишь материализованные, олицетворенные и воплощенные малые части этой энергии. Благодаря такой особенности денег мы можем черпать энергию будущего во благо настоящего. И перегоняет ее именно долг[283]. Сбережения же, наоборот, могут аккумулировать энергию прошлого для использования ее сегодня или завтра. Фискальная и монетарная политики есть не что иное, как управление этой энергией.

Если мы переместим ее в настоящее, то неплохо было бы, хотя бы в статистике ВВП, указать, откуда она взялась. Именно из‑за неопределенности времени происхождения денег дебаты о росте ВВП часто бывают бессмысленными. На самом деле повлиять на него с помощью либо долга (фискальная политика в форме дефицита и профицита бюджета)[284], либо процентной ставки (монетарная политика) очень просто. Ну и какой смысл тогда имеет такая статистика, когда за ней скрывается рост дефицита, многократно превышающий рост ВВП? Какой смысл измерять богатство, если для его получения пришлось влезть в долги?[285]

И евреи, и Аристотель с осторожностью относились к кредиту. Проблематика «проценты/ростовщичество» становится темой одной из первых экономических дискуссий. Даже ничего не зная о будущей роли хозяйственной политики (фискальной или монетарной), евреи, возможно бессознательно, почувствовали, что процент по кредиту представляет собой очень мощное оружие, которое может быть как хорошим слугой, так и (буквально) обращающим в рабство господином. Деятельность, направленная на сглаживание экономических колебаний, является эффективным, но очень вероломным оружием, а мы так легко поддаемся иллюзиям.