Экономика Феникса: Работа, жизнь и деньги в новом ненормальном мире

CryptoPunks не были искусством, но они повторяли многое из того, что наблюдалось в мире искусства на протяжении десятилетий, особенно вокруг таких художников, как Энди Уорхол. Уорхол обладал мгновенно узнаваемым стилем, который естественным образом вписывался в круги внутри кругов престижа и ценности. Постер Уорхола на вашей стене демонстрирует вашу близость к стилю и помогает ему приобрести еще большую культурную ценность - как и копия картины Уорхола, купленная за 15 долларов в Yiwu Seqiao Painting Co, Ltd., недалеко от Цзиньхуа в Китае. Официальные лимитированные издания Уорхола имеют реальную ценность на вторичном рынке, а оригинальные картины Уорхола - тем более. Поскольку Уорхол так часто копировал свои собственные работы, ранние (и, следовательно, более оригинальные) картины обычно стоят больше, чем поздние версии, даже если поздние версии больше или более отполированы. Определенные темы также стоят больше, чем другие - картина "Смерть и катастрофа" или портрет Мэрилин Монро гораздо ценнее заказного портрета, и так далее.

Подобный подход к темам и вариациям вышел на беспрецедентный уровень, когда создатели начали переходить на NFT. До тех пор, пока общий проект оставался мгновенно узнаваемым, даже в виде крошечной миниатюры, он мог мутировать в самые разные формы - в буквальном смысле, как в случае с Mutant Ape Yacht Club.

Десять тысяч оригинальных Bored Apes были одной из самых горячих коллекций NFT 2021 года; как и CryptoPunks, они не имели реальных художественных достоинств, но сообщество, выросшее вокруг них, было очень громким и заметным, и вскоре цена обезьян стала достигать миллионов долларов.

Yuga Labs, компания, создавшая скучающих обезьян, не остановилась на достигнутом - как и Supreme, она знала, что может вызвать лихорадочное возбуждение, создавая новые брендированные НФТ, которые можно коллекционировать. Поэтому Yuga создала множество новых рынков: обезьяны-мутанты, сыворотки, которые могли превращаться в обезьян-мутантов, если вы владели скучающей обезьяной, и даже домашние собаки, известные как Кеннел-клуб скучающих обезьян. Каждая новая капля приносила компании Yuga миллионы долларов. Менее чем через год после основания четырьмя скучающими, но слишком образованными миллениалами во Флориде компания была оценена венчурными капиталистами Кремниевой долины в 5 миллиардов долларов - более чем в два раза больше, чем Supreme.

История со скучающими обезьянами немного похожа на историю цифровых активов в целом: Если что-то дефицитное начинает сильно расти в цене, то оно не будет оставаться дефицитным долго. Биткоин остается дефицитным, но теперь существует множество альтернатив биткоину - ethereum, solana и тысячи других. Обезьяны редки; теперь вместо них можно купить собак - или камни, или пингвинов, или записанные на игральных картах предметы для игры, которой даже не существует.

Спроса не хватает, чтобы покрыть все предложение, поэтому спекулятивный пыл перетекает от одного актива к другому, временные промежутки часто измеряются неделями, а само понятие ценности размывается едкой иронией до бессмысленности.

Когда я изучал историю искусства в Университете Глазго в начале 1990-х годов, моей первоначальной идеей для диссертации было написать о встроенном устаревании в мире искусства. Это было время, когда "молодые британские художники", или YBA, впервые заявили о себе в мире искусства: Дэмиен Херст выставлял хрупкие, ограниченные по времени работы, такие как коровья голова, медленно пожираемая мухами, или пляжный мяч, неуверенно подпрыгивающий над ультраострыми лезвиями ножей. Вскоре после этого Рэйчел Уайтред создала свой шедевр "Дом" - бетонный слепок внутренней части дома в Ист-Энде, который просуществовал по проекту всего одиннадцать недель.

Мой интерес к недолговечному искусству был отчасти историческим - определенно есть эстетическое удовольствие от созерцания произведения искусства, которое, как вы знаете, скоро прекратит свое существование, - но он также был финансовым. История недолговечного искусства была в значительной степени реакцией против капиталистической коммодификации предметов искусства - ведь временное произведение искусства, такое как перформанс, не может быть подвержено спекулятивному рвению, когда коллекционеры покупают и продают его за все большие суммы. И все же, даже в начале девяностых годов уже существовало ощущение, что встроенное устаревание - это то, за что коллекционеры могут захотеть заплатить.