Читаем Экономика и культура полностью

Отсюда теория полезности, лежащая в основе теории потребительского поведения в современной экономике. Предполагается, что индивиды обладают иерархией установленных предпочтений по отношению к товарам, так что они могут четко сказать, что они предпочитают данное количество одного товара данному количеству другого (или выбор между одним и другим товаром им безразличен). При обоснованных допущениях, касающихся природы этих иерархий, включая допущение о том, что предельная полезность уменьшается по мере роста потребления товара, может быть выведена теория спроса, которая сама по себе поддается проверке и может занять место рядом с теорией предложения для того, чтобы дать модель ценообразования на конкурентных рынках. Людям не требуется задавать никаких вопросов, почему их иерархии предпочтений таковы. Истоки желания (биологические, психологические, культурные, духовные или какие-то еще) не имеют значения; всего лишь требуется, чтобы ранжирование предпочтений было произведено упорядоченным способом.

Несмотря на то что многие экономисты считают теорию ценности исчерпывающей с точки зрения универсальности и элегантности, анализ предельной полезности часто подвергался критике. Для наших задач наибольший интерес представляет направление атаки, утверждающее, что стоимость является социально сконструированным явлением и что определение стоимости и, соответственно, цен не может быть изолировано от социального контекста, в котором эти процессы происходят[37]. Разработка социальной теории стоимости ассоциируется с именами таких экономистов, как Торстейн Веблен, Джон Р. Коммонс и другие экономисты «старой» институциональной школы, хотя эта линия уходит еще глубже, к Джону Бейтсу Кларку в конце XIX в. и еще раньше. Критике подвергаются прежде всего основания теории предельной полезности, т. е. положение о том, что потребитель может сформулировать упорядоченные предпочтения, основываясь исключительно на индивидуальных потребностях, на которые не оказывает влияния институциональное окружение и социальное взаимодействие и процессы, управляющие и регулирующие обмен. Как таковая эта критика может рассматриваться как часть более широкой критики неоклассической экономики, на которую мы указывали в гл. I.

Изобретение предельной полезности могло разрешить так называемый «парадокс стоимости»[38], но едва ли избавило от потребности в теории стоимости. Верно, что неоклассический маржинальный анализ дает объяснение ценообразованию на конкурентных рынках, которое до сих пор принимается, и что внутри этой модели цены могут рассматриваться как средства, при помощи которых рыночная экономика координирует множественные оценки индивидуальных акторов в системе, придавая упорядоченность хаосу разнообразных человеческих потребностей и желаний. В результате для многих современных экономистов теория цены стала теорией ценности, и больше говорить не о чем. Тем не менее можно утверждать, что рыночные цены в лучшем случае несовершенный индикатор стоящей за ними ценности. Они редко свободны от временных помех, которые иногда трудно отличить от более долгосрочных тенденций: возникает проблема, как установить, где заложено долгосрочное равновесие цен. Но даже без таких преходящих аберраций искажение цен может произойти во множестве других случаев, например, из-за не идеально конкурентных рынков, неполной информации и т. д. К тому же цены не отражают добавочное потребительское удовольствие, испытываемое при покупке товара. Таким образом, можно сказать, что цены в лучшем случае являются индикатором ценности, но совершенно не обязательно мерой ценности, и теория цены разрабатывает теорию ценности, но является заменой для нее в экономике.

Экономическая оценка культурных товаров и услуг

Теперь мы рассмотрим, как понятия экономической ценности могут применяться к культурным товарам и услугам. Для этого мы должны различать частные культурные блага, для которых хотя бы потенциально существует набор рыночных цен, и общественные блага, для которых цены не установлены. При этом нельзя забывать, что многие культурные блага обладают смешанными характеристиками и частных, и общественных благ. Картина Ван Гога, например, может продаваться и покупаться как предмет искусства, чья ценность в качестве частного блага существует только для тех, кто ею владеет; в то же время картина как элемент истории искусства приносит общественную пользу историкам, любителям искусства и публике в целом. Принципы оценки, обсуждаемые ниже, применимы к обоим аспектам таких благ.

Индивидуальное потребление частных культурных благ

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследования культуры

Культурные ценности
Культурные ценности

Культурные ценности представляют собой особый объект правового регулирования в силу своей двойственной природы: с одной стороны – это уникальные и незаменимые произведения искусства, с другой – это привлекательный объект инвестирования. Двойственная природа культурных ценностей порождает ряд теоретических и практических вопросов, рассмотренных и проанализированных в настоящей монографии: вопрос правового регулирования и нормативного закрепления культурных ценностей в системе права; проблема соотношения публичных и частных интересов участников международного оборота культурных ценностей; проблемы формирования и заключения типовых контрактов в отношении культурных ценностей; вопрос выбора оптимального способа разрешения споров в сфере международного оборота культурных ценностей.Рекомендуется практикующим юристам, студентам юридических факультетов, бизнесменам, а также частным инвесторам, интересующимся особенностями инвестирования на арт-рынке.

Василиса Олеговна Нешатаева

Юриспруденция
Коллективная чувственность
Коллективная чувственность

Эта книга посвящена антропологическому анализу феномена русского левого авангарда, представленного прежде всего произведениями конструктивистов, производственников и фактографов, сосредоточившихся в 1920-х годах вокруг журналов «ЛЕФ» и «Новый ЛЕФ» и таких институтов, как ИНХУК, ВХУТЕМАС и ГАХН. Левый авангард понимается нами как саморефлектирующая социально-антропологическая практика, нимало не теряющая в своих художественных достоинствах из-за сознательного обращения своих протагонистов к решению политических и бытовых проблем народа, получившего в начале прошлого века возможность социального освобождения. Мы обращаемся с соответствующими интердисциплинарными инструментами анализа к таким разным фигурам, как Андрей Белый и Андрей Платонов, Николай Евреинов и Дзига Вертов, Густав Шпет, Борис Арватов и др. Объединяет столь различных авторов открытие в их произведениях особого слоя чувственности и альтернативной буржуазно-индивидуалистической структуры бессознательного, которые описываются нами провокативным понятием «коллективная чувственность». Коллективность означает здесь не внешнюю социальную организацию, а имманентный строй образов соответствующих художественных произведений-вещей, позволяющий им одновременно выступать полезными и целесообразными, удобными и эстетически безупречными.Книга адресована широкому кругу гуманитариев – специалистам по философии литературы и искусства, компаративистам, художникам.

Игорь Михайлович Чубаров

Культурология
Постыдное удовольствие
Постыдное удовольствие

До недавнего времени считалось, что интеллектуалы не любят, не могут или не должны любить массовую культуру. Те же, кто ее почему-то любят, считают это постыдным удовольствием. Однако последние 20 лет интеллектуалы на Западе стали осмыслять популярную культуру, обнаруживая в ней философскую глубину или же скрытую или явную пропаганду. Отмечая, что удовольствие от потребления массовой культуры и главным образом ее основной формы – кинематографа – не является постыдным, автор, совмещая киноведение с философским и социально-политическим анализом, показывает, как политическая философия может сегодня работать с массовой культурой. Где это возможно, опираясь на методологию философов – марксистов Славоя Жижека и Фредрика Джеймисона, автор политико-философски прочитывает современный американский кинематограф и некоторые мультсериалы. На конкретных примерах автор выясняет, как работают идеологии в большом голливудском кино: радикализм, консерватизм, патриотизм, либерализм и феминизм. Также в книге на примерах американского кинематографа прослеживается переход от эпохи модерна к постмодерну и отмечается, каким образом в эру постмодерна некоторые низкие жанры и феномены, не будучи массовыми в 1970-х, вдруг стали мейнстримными.Книга будет интересна молодым философам, политологам, культурологам, киноведам и всем тем, кому важно не только смотреть массовое кино, но и размышлять о нем. Текст окажется полезным главным образом для тех, кто со стыдом или без него наслаждается массовой культурой. Прочтение этой книги поможет найти интеллектуальные оправдания вашим постыдным удовольствиям.

Александр Владимирович Павлов , Александр В. Павлов

Кино / Культурология / Образование и наука
Спор о Платоне
Спор о Платоне

Интеллектуальное сообщество, сложившееся вокруг немецкого поэта Штефана Георге (1868–1933), сыграло весьма важную роль в истории идей рубежа веков и первой трети XX столетия. Воздействие «Круга Георге» простирается далеко за пределы собственно поэтики или литературы и затрагивает историю, педагогику, философию, экономику. Своебразное георгеанское толкование политики влилось в жизнестроительный проект целого поколения накануне нацистской катастрофы. Одной из ключевых моделей Круга была платоновская Академия, а сам Георге трактовался как «Платон сегодня». Платону георгеанцы посвятили целый ряд книг, статей, переводов, призванных конкурировать с университетским платоноведением. Как оно реагировало на эту странную столь неакадемическую академию? Монография М. Маяцкого, опирающаяся на опубликованные и архивные материалы, посвящена этому аспекту деятельности Круга Георге и анализу его влияния на науку о Платоне.Автор книги – М.А. Маяцкий, PhD, профессор отделения культурологии факультета философии НИУ ВШЭ.

Михаил Александрович Маяцкий

Философия

Похожие книги

Бозон Хиггса
Бозон Хиггса

Кто сказал что НФ умерла? Нет, она затаилась — на время. Взаимодействие личности и искусственного интеллекта, воскрешение из мёртвых и чудовищные биологические мутации, апокалиптика и постапокалиптика, жёсткий киберпанк и параллельные Вселенные, головокружительные приключения и неспешные рассуждения о судьбах личности и социума — всему есть место на страницах «Бозона Хиггса». Равно как и полному возрастному спектру авторов: от патриарха отечественной НФ Евгения Войскунского до юной дебютантки Натальи Лесковой.НФ — жива! Но это уже совсем другая НФ.

Антон Первушин , Евгений Войскунский , Игорь Минаков , Павел Амнуэль , Ярослав Веров

Фантастика / Научная Фантастика / Фантастика: прочее / Словари и Энциклопедии / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература