Заметим, что на хвост бюрократии наступил Н. С. Хрущев. Он в 1957 г. понизил уровень зарплаты союзных министров с 18 тыс. рублей до 7, а их заместителей – с 16 до 5 тыс. (после денежной реформы 1961 г. соответственно 700 и 500 рублей). Он существенно сократил и выдачу продуктов в «кормушке». Популярности Никите Сергеевичу в аппарате это, естественно, не прибавило. Не здесь ли одна из причин успеха переворота 64-го года? Ведь до хрущевских нововведений на талоны «столовой» могла кормиться многочисленная семья, да и персональному водителю кое-что перепадало…
Для полноты картины добавим, что в каждом ведомстве существовал так называемый «спецбуфет» – место питания на службе руководящих работников. Цены там были те же, что и в столовых для рядовых сотрудников, а вот качество как еды, так и обслуживания куда как выше!
Охраной здоровья высшего эшелона бюрократии занимались четвертые Главные управления министерств здравоохранения СССР и союзных республик. В их сеть входили поликлиники, больницы, санатории, а в Москве даже отдельный родильный дом на улице Веснина, что в районе Арбата. Нарождалась эта система тоже еще на заре советской власти. Ее зародышем стала поликлиника и больница на той же улице Грановского, располагавшаяся в теснейшем соседстве со знаменитой «столовой». Потом лечебная сеть росла вместе с ростом аппарата.
Попасть в систему четвертого управления было большой честью для среднего врача. Но именно для среднего, потому как главным требованием для сотрудника была не только абсолютно «чистая биография», но и неимоверная осторожность. Ходила поговорка: «Полы паркетные, врачи анкетные». Выдающиеся медики, как правило, выступали там в качестве внешних консультантов.
Не случайно, что роды на улице Веснина практически никогда не принимали ночью. Ночью нет титулованных научных консультантов, а ответственность налицо! Не лучше ли приостановить схватки, благо препаратов хватает… Но бесспорно одно: все «объекты» четвертого управления снабжались лучшей (зарубежной!) медицинской техникой, лучшими медикаментами, да и в медперсонале нехватки не ощущалось.
Иерархия существовала и в «четверке». Венцом ее стал доступ в Объединенную специальную больницу с поликлиникой, что располагалась на Мичуринском проспекте в Москве (заметили, как с развитием советской бюрократии слово «специальный» постепенно, но уверенно вытеснило слово «красный»?).
Были «примадонны» и среди санаториев, как в Подмосковье («Барвиха»), так и на южных и балтийских берегах, и в Центральной России.
С одеждой и обувью дело обстояло несколько сложнее. Постепенно цековские и совминовские ателье (тоже специальные), где можно было даже во времена острейшего дефицита предвоенных и послевоенных лет заказать и модный палантин из чернобурки, и каракулевое манто, и модельную обувь, перестали удовлетворять номенклатурного потребителя. Дело в том, что приоткрылось окно в Европу, а вернее, в «железном занавесе» появилась потайная дверца, открытая только для людей посвященных. Стали возможны туристические поездки не только в Восточную Европу, но и в ревизионистскую Югославию, в Финляндию. Дальше – больше. Италия, Франция… Да, для очень ограниченного круга людей, людей проверенных. Но достаточно появиться парочке женщин, одетых «под Кардена» или «под Диора», чтобы началось брожение умов. Да и сами неразумные номенклатурные мужья привозили из глубокозападных командировок любимым женам модные журналы, особенно если последние доставались им бесплатно. В итоге на них же – мужей – возлагалась повинность: не тратить за границей ни гроша (вернее, ни пенса, цента, сантима и т. п.) и заботиться об обновлении гардероба любимой семьи. Вообще, загранкомандирование при советской власти тема особая, поэтому мы к ней еще вернемся.
Единственной неизменной любовью номенклатурного работника осталась шапка, сначала из пыжика, а затем из крашеной ондатры (под норку). Это был своего рода масонский знак, вроде «вертушки» в кабинете. Не случайно район станции метро «Молодежная», где группировались дома для проживания работников аппарата ЦК КПСС, в народе называли «Ондатровый заповедник».
Но иерархия соблюдалась и в вопросе снабжения одеждой. Для высшего эшелона (завотделом ЦК, министр Союза) существовала секция ГУМа № 100, или проще – «сотка». Там можно было обрести желаемый импорт за рубли, без зажима драгоценной командировочной валюты.
Квартирный вопрос, по словам булгаковского Воланда, испортил москвичей. Но не всех. Номенклатурных он обошел стороной, ибо для них он всегда «решался положительно».
Квартирный паек также был четко нормирован: занимаемой должности соответствовали и площадь квартиры, и качество отделки дома, и престижность района. Были и уникальные дома, такие как знаменитый дом № 26 по Кутузовскому проспекту, где в одном подъезде были прописаны Брежнев, Андропов и Щелоков. Жить в таком доме было заветной мечтой любого работника аппарата.