Эксельсиор. Вакуумный дебют.

Лёгкая яхта «Альбаномия» уверенно держалась магнитных линий, легко демонстрировала превосходную управляемость, чем искушала заложить крутой манёвр. Её ходовая рубка не имела полного генератора оптического поля, зато была остеклена практически полностью, обзор немного закрывала лишь консоль нижнего киля к которой примыкал носовой демпфер. Натуральный обзор и отзывчивость управления заставили Ника вспомнить гончую, лёгкое чувство подобное ностальгии слегка коснулось души пилота, но каплей всеми силами сдерживал воспоминания, больше всего он боялся забыться, и пройти всю траекторию запланированного облёта станции на скорость. Он бы справился за две минуты, против заложенного часа, однако диаграмма допустимых перегрузок Ли.Лы стояла перед его глазами подобно ночному кошмару, который невозможно забыть. Нет уж, проще передать управление автопилоту, а чтобы отвлечься парень стал вместе со всеми рассматривать неповторимый «Персополис».

Сложное сплетение из вращающихся колец напоминало бесконечно затягивающийся исполинский гордиев узел или вечно раскрывающийся цветок, а временами начинало казаться, что это гигантское космическое создание, запутавшееся в собственных люминисцентных щупальцах. Анимированные узоры различных жилых колец переплетались друг другом, буквально втягивали в свой ритм, гипнотизировали, эффект живого существа усиливался, возникала иллюзия, что станция дышит или пульсирует подобно громадному сердцу, обвитому подвижными венами и артериями, наполненными волнами божественного света. Постепенно где-то в глубине сознания рождалась ложная уверенность, что эта структура не может быть порождением человеческого ума, что она самозародилась тайным путём эволюции мироздания, а Эйфель был всего лишь её орудием. Привычный диск Земли, пролетающий задним фоном, лишь усиливал этот неземной эффект.

Зачарованный видом, Ник не мог понять, почему раньше, глядя на визор-проекции «Персополиса», он не испытывал те же чувства, картинка создаваемая оптополем была ничем не хуже зрелища, разворачивающегося за слегка бликующим стеклом яхтенной рубки, но ощущения заметно отличались. Конечно, раньше он слышал о «мерном контакте» или «монадой эстетической когеренции», но считал это пустыми словами, с помощью которых художники пытаются придать значимость своему занятию, однако сегодня он впервые усомнился в своём скептицизме.

Из слов Эйфеля следовало, что в станции использовано всего семь тяговых колец, разного диаметра и, как следствие разной скорости вращения, словам архитектора сложно было поверить, складывалось стойкое впечатление что колец намного больше.

Тем временем их титульный гид рассказывал историю появления станции, которая в общих чертах уже была известна Нику.

Столица Содружества Внешнего Космоса станция «Гагарин» расположена далеко отсюда, в Гардарике Пояса, удалённость от Земли имела свои преимущества, но СВК отчаянно нуждалось во внушительном представительстве при Земной Агломерации, которое проецировало бы влияние Содружества на Землю. После долгих переговоров ООН выделил СВК лунную орбиту мега-класса пригодную для массивного объекта. По словам Эйфеля, сначала он не хотел участвовать в конкурсе на проект станции, так как конкурсное задание было составлено бюрократами, в нем почти буквально было написано, что новая станция должна быть «как Гагарин-5, но поменьше и подешевле». Однако позже он передумал, решив, что конкурс будет хорошей рекламой, поэтому полностью игнорируя требования задания, начал проектировать максимально эффектное сооружение, не думая ни о чём, кроме своего видения идеальной космической архитектуры. Тогда у него ещё не было титула, но он уже сделал несколько резонансных работ и имел значимый авторитет, поэтому его работу не могли просто снять с конкурса по формальным причинам, в итоге его проект включили в каталог, но с оговоркой «условно соответствует конкурсному заданию».

Это был фурор, Союз Космоархитектуры СВК посплетничал в кулуарах, после чего все остальные архитекторы солидарно сняли свои работы с конкурса в пользу задумки Эйфеля, а бюрократам СВК ничего не оставалось, как утвердить единственный оставшийся вариант, который не только не вписывался в бюджет, а превышал его в несколько раз. Правительство СВК уже было не радо затее, но к тому моменту о проекте говорили по всей Системе, отказ от него означал бы неизбежную потерю репутации. В общем, планы растянули с пяти лет на десять, надеясь со временем собрать достаточное финансирование, попутно чиновники наседали на Эйфеля с предложениями упростить проект, но архитектор был непреклонен. «Я им ответил древней народной пословицей — из песни слов не выкинешь, как из станции колец», поделился Эйфель.